Песков в ужасе.
Пурга заметала Москву октябрьским вечером накануне выходных. Два дня дышало холодом на желтые листья. Окоченели они на ветках, озябли, стали кожистыми, словно лапы динозавров из детских книжек, и вот уже появились в воздухе, запорхали снежинки, побежали по тротуарам волны метели.
Затем и густой снег повалил, закрывая кремлевские стены и башни, затопив их плоскости, линии, углы. Лишь рубиновые звезды едва вспухали жалобными красными маяками, колыхались беспомощными буями в этом сером, бушующем мареве, накрывшем ненавидимый миром город.
Василич сидел у себя в теплом кремлевском кабинете под зеленой лампой, смотрел в окно, пил горячий чай из стакана, погруженного в массивный подстаканник. Неизменные «Мишки на севере» и «Красные шапочки» наполняли вазу. На поверхности душистой жидкости щурился, подмигивал в лучах лампы вкусный ломтик лимона. Раскрытая на середине книга о русской революции лежала перед Василичем. Томик поэзии придавил страницы.
Дверь едва слышно хлопнула. Василич поднял голову. На пороге стоял побелевший, молчаливый великий геополитик.
- Василич, - дрогнувшим голосом произнес он, глядя на любимого двойника, - они меня похоронили. Это что же творится? Дима Песков только что опровергал. Он сам в ужасе.
Василич встал, раскрыл томик со стихами и продекламировал громким голосом Надсона, откинув назад руку:
Не говорите мне «он умер». Он живет!
Пусть жертвенник разбит — огонь еще пылает,
Пусть роза сорвана — она еще цветет,
Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает!..
Великий геополитик заметно приободрился, улыбнулся и с благодарностью взглянул на Василича.
- В наши с тобой молодые годы, Владимирыч – продолжал Василич, - Сева Новгородцев, прочитав эти строки по BBC, включал обычно после них что-нибудь бодрое – AC/DC. «Как ангел он взвивался в выси, гася соседей на лету, как на концерте AC/DC в советском аэропорту» - продолжил Василич стихотворный вечер словами кого-то из «куртуазных маньеристов».
Владимирыч слушал во все уши, напитываясь культурой.
- Слушай, не переживай – Василич переключился на заботу, с которой к нему в этот пятничный вечер пришел великий геополитик – никто тебя не хоронил, это двойники-стажеры прикололись. Песков за ними не усмотрел. Сегодня он был по ним дежурным.
Владимирыч опешил. «Это как»? – спросил он.
- Ну вот слушай. Пятница, вечер. Решили двойники-стажеры расслабиться. Собрались втроем у тебя в кабинете, вскрыли бар и «накатили» от души. Стали смеяться и спорить, показывая друг на друга пальцами, кто на тебя больше всего похож. Один кричит, что он самый похожий и если прикинется окочурившимся, то никто не опознает, что это не шеф. Поспорили, заключили пари. Один прикинулся бездыханным, другие вызвали охрану и спрятались за занавески.
Прибежали твои дуболомы, стуча ботинками, словно подкованными копытами, видят, что ты, то ость он, на ковре. Один сразу воскликнул: «Господи, неужели все мы теперь свободны? И вся страна вместе с нами?» Второй, бывший театральный актер, кстати, прогрохотал: «Подох, тиран!» Третий говорит: «Надо бы доктора позвать». Четвертый ему возражает: «Зачем? Ты хочешь «продолжения банкета»? Вспомни, как со Сталиным в 53-м расстались». Но все же кликнули врача – ребята у тебя человечные.
Прибыл доктор. Тоже, конечно, выпивши. Пятница же. Только взглянул на тебя, то есть на него, лежащего без движения на ковре (так натурально развалился, словно колода) и говорит голосом, словно запиленная пластинка: «Я вам и без осмотра скажу, что готов он. Смотрите, какой цвет лица каленый» (А эти двое за занавесками тихо ржут, словно два осла!).
Тогда один охранник перекрестился и говорит: «Ну, слава Богу! Надо бы Василичу сообщить». Потом схватил трубку и кричит: «Валера? Соловей? Наш «готов». Ты долго этого ждал. Запускай в свой «Генерал СВР» новость».
Вот и все твои «похороны», Владимирыч. Это был прикол, а не заговор.
После позвонили мне, я прибежал, этих двух ослов-стажеров из-за занавесок выгнал, «покойнику» велел подняться. Знаю я их шутки. Веселый народ набрали.
Телеграм-канал «Рывок и Прорыв»