Полиграф Полиграфыч

Как нас испытывали на детекторе лжи.

Я сидела в СИЗО КГБ, и никто меня не допрашивал. Два дежурных допроса — после ареста и предъявления обвинения. И всё. «Маринуют», — объясняли сокамерницы. И если в течение десяти дней после ареста нас с Наташей Радиной, с которой сидели первые трое суток, и Настей Положанкой, с которой сидели потом, постоянно куда-то вызывали — на допрос в качестве подозреваемых, на подписание постановления о мере пресечения, на дактилоскопию, в медпункт из-за голодовки, к начальнику СИЗО Юмбрику, на предъявление обвинения, на допрос в качестве обвиняемых, то в канун Нового года всё стихло.

Сначала мы этому искренне радовались: не хлопают кормушки, не орут вертухаи, не уводят на допросы, и вообще в тюрьме довольно тихо. Даже новых арестантов не привозили: под Новый год, вероятно, никому не хотелось работать. В Новый год мы почти наслаждались тишиной, но спустя несколько дней круглосуточное лежание на шконках в замкнутом пространстве камеры стало страшно утомлять. Казалось, что дни становятся бесконечными. Вернее, сутки. Самих дней мы почти не замечали: в камере все время горел свет, а за окном все время было или черно, или серо. Были просто сутки, которые раздувались, как мыльные пузыри, но не лопались. И когда ко мне пришел некий высокопоставленный человек (из тех, что не представляются вообще или представляются Иванами Ивановичами) и спросил, не хочу ли я пройти испытание на детекторе лжи, я согласилась не раздумывая.

— Что ты наделала! — кричала сокамерница. — Помнишь Иру из облисполкома, с которой ты на одной шконке валетом спала во время нашей перенаселенности? Так вот, она тоже сдуру согласилась. И результат оказался противоположным ее показаниям на следствии. Она себе только навредила. Так что я следователя сразу предупредила: не вздумайте мне предлагать проводками обмотаться и железный обруч на голову надеть — я с покемонами в космос не полечу! Он сначала вообще не понял, что я имею в виду, и решил, что сошла с ума в камере.

— Но у меня же другая ситуация! — убеждала я сокамерницу. — Во-первых, я не била стекла в Доме правительства. Меня спросят — я отвечу. Во-вторых, я журналист, и мне это профессионально интересно. Ну где и когда еще я получу возможность пройти полиграф? Так пусть от моей отсидки будут хоть какие-то бонусы. В-третьих, мне уже так осточертело сидеть в камере сутками, никуда не выходя, что я готова согласиться на любой эксперимент, чтобы просто пройтись.

Я действительно искренне думала, что меня обмотают проводами и зададут вопрос:

— Вы били стекла в Доме правительства?

— Нет! — отвечу я. Полиграф покажет, что ответ правдивый, и я пойду домой. Ошибалась, однако!

Человек с чемоданчиком — про себя я назвала его Полиграфистом — сначала прочитал мне лекцию: «Вы же журналист и наверняка будете описывать всё, что с вами здесь происходило. Так вот, я расскажу немного об истории возникновения детектора лжи: вам наверняка будет интересно. Она насчитывает тысячелетия».

Полиграфист рассказывал долго, но интересно. Оказывается, и в Древнем Китае, и в Древнем Риме существовали свои подобия детекторов лжи. Римляне, к примеру, поступали очень просто. Человека, подозреваемого во лжи, подводили к стене с дыркой и приказывали сунуть туда руку. И объясняли: кто лжет, тому боги на той стороне немедленно отрубят руку. А с другой стороны стены стоял жрец, который наблюдал за движениями человека. Те, кто не лгал, совали руку по локоть быстро, не задумываясь. Лжецы — медленно, осторожно, опасаясь того самого момента, когда боги отрубят руку. И, конечно, рука лжеца всегда дрожала. А в Древнем Китае использовали рисовую муку — ее клали в рот подозреваемым. Считалось, что страх прекращает выделение слюны, и у лжеца рисовая мука во рту останется сухой. В общем, попытки уличить человека во лжи с помощью всевозможных приспособлений идут из глубокой древности.

Лекцию Полиграфист читал, присобачивая ко мне всевозможные датчики с проводами. И заодно вспоминал истории из практики. Например, как в одном деле было несколько подозреваемых. Всем предложили пройти полиграф. И все согласились, кроме одного человека. И прошли. А тот, кто отказался, и был, как выяснилось потом, преступником. Или о женщине, которая находилась под подпиской о невыезде, а не под стражей. Она легко согласилась пройти испытание, но не знала, что ее компьютер контролируется. И все хохотали, потому что два дня перед назначенной датой она провела в интернете, забивая в поисковик фразу «Как обмануть полиграф» и читая все ссылки. Потом она, разумеется, села. Еще Полиграфист посетовал, что по нашему законодательству результаты испытания на детекторе лжи не являются доказательствами в суде, а вот в Америке — являются, и это здорово облегчает процесс установления истины. Закончив присоединение проводов, Полиграфист сказал: «А вообще эту железную машину обмануть невозможно. Давайте поэкспериментируем: я буду спрашивать ваше имя и предлагать варианты. Попробуйте на имя Ирина ответить «нет».

Эксперимент был прост: Полиграфист показал мне, как в случае с моим враньем о собственном имени начинают «плясать» показатели на мониторе. Ну ладно, подумала я, давай уже вопросы о Площади. Но почему-то о 19 декабря меня никто не спрашивал.

Сначала звучали вопросы о работе на иностранные разведки. Потом — о деньгах. Причем вопрос был один, менялись лишь фамилии:

— Финансировал ли избирательную кампанию вашего мужа Березовский?

— Нет.

— Абрамович?

— Нет.

— Потанин?

— Нет.

— Лебедев?

— Нет.

— Гусинский?

— Нет.

Тут Полиграфист с торжеством повернул ко мне монитор: «Вот смотрите, у вас на фамилию Гусинского — 95 процентов лжи. Можете объяснить?»

Объяснить я не могла. Пыталась вспомнить, как выглядит Гусинский. К стыду своему, я этого не помнила. И почему вдруг заплясали датчики — ума не приложу. Гусинский для меня всегда был неким далеким-далеким сказочным персонажем вроде Царевны-лягушки. Значит, обмануть железную машину все-таки можно. Особенно если вовсе не собираешься этого делать. Оно как-то само получается. Вернее, железная машина сама брешет, как Лукашенко.

А про 19 декабря мне вообще был задан, если память не подводит, один вопрос:

— Было ли у вас желание силой войти в Дом правительства?

— Конечно, было!

— Вы что такое говорите?! — Полиграфист, похоже, был крайне удивлен. — Зачем?

— У вас вопросы дурацкие, — объяснила я. — У меня желания всякие бывают. Например, промчаться по проспекту Независимости на лошади с бело-красно-белым флагом в руках. Но это еще не значит, что по ночам я гарцую по проспекту со стягом. Какой смысл имеют ваши вопросы о желаниях?

Полиграфист подумал — и согласился: да, вопросы о тайных желаниях совершенно идиотские. Поскольку он их читал по бумажке и иногда запинался, было видно, что видит он этот список вопросов в первый раз. Скорее всего, технарь, обученный работе с полиграфом. А вопросы придумывали совсем другие люди. Еще меня развеселил вопрос про казенные деньги. Точную формулировку уже и не вспомню, но смысл был таков: «Приходилось ли вам выделенные Западом на борьбу с режимом деньги тратить на тряпки?» Я пыталась объяснять, что мне никакой абстрактный Запад никакие деньги на борьбу не давал. Но комментариев по поводу задаваемых вопросов от меня никто не ждал. Нужно было просто отвечать «да» или «нет».

Опутанная проводами, я пропустила обеденную выдачу кипятильника. И это единственный итог прохождения детектора лжи. Правда, еще теперь я знаю про рисовую муку и дыру в стене, а в досье моего мужа, возможно, написано: «Финансируется Гусинским». Может, потребовать у Гусинского мою долю? Знать бы еще, как он выглядит.

Как выяснилось потом, к испытанию на детекторе лжи склоняли почти всех декабристов. И многие соглашались, надеясь, как и я, что правильно ответят на вопрос: «Били ли вы стекла в Доме правительства?» — и пойдут домой. Но вопросы, как оказалось, несколько отличались. Нет, на вопросы про работу на иностранные разведки отвечали все. Но, к примеру, Владимира Некляева спрашивали, финансировали ли его высшие должностные лица Беларуси — и список «подозреваемых» начинался, естественно, с премьер-министра. Интересно, к каким выводам все-таки пришли кагэбэшные аналитики, изучив материалы наших допросов на детекторе? И что для них было большим злом — белорусские чиновники, российские олигархи или западные разведки?

А вот Наташу Радину полиграфом не соблазняли. Она сама была детектором — правда, не лжи, а невежества. О том, как письмо Вацлава Гавела, найденное в Наташином кармане, кагэбэшники приняли за письмо моего мужа и как Наташа объясняла им, кто такой Гавел, я уже писала. А еще Наташе суровые оперативники с видом всеведущих мудрецов задавали вопрос:

— О чем вы говорили во время встречи с Ежи Бузеком?

— Я никогда в жизни не встречалась с Бузеком! — отвечала Наташа.

— Да? А что вы на это скажете? — и жестом факира доставали распечатанную из интернета фотографию. — Будете упорствовать, будто вы с ним не встречались? А вот на снимке вы с Бузеком под ручку стоите!

— Это же Лех Валенса! — удивлялась их невежеству Наташа. И щедро восполняла пробелы в образовании кагэбэшников, объясняя им, кто такой Валенса. Гэбисты удивлялись, что приняли одного за другого. А может, для них просто все поляки — на одно лицо? Враги — и точка. Без деталей.

Ирина Халип, «Новая газета»