Кавказ уходит от Московии

Москве больше и предложить нечего.

Президент Азербайджана Ильхам Алиев потребовал извинений от РФ за сбитый над Грозным азербайджанский самолет. Тон резкий, но у Московии явно есть еще время, чтобы эти извинения подготовить. Пока будет идти расследование, в том числе в Бразилии, в приватном порядке Кремль обсудит с Алиевым и формат извинений, и их публичность, и уровень, и круг виновных, и строгость их наказания.

Стороны наверняка сделают все, чтобы не испортить отношения, потому поиск компромиссных формулировок будет скрупулезным и побуквенным.  Но каким бы ни был компромисс, он обещает быть для Москвы чрезвычайно болезненным. Что делает трагедию едва ли не символическим итогом 2024 года.  И не только в отношении Азербайджана. 

Бизнес на нейтралитете

По злой иронии судьбы за неделю до знаковой авиакатастрофы в Актау Ильхам Алиев в интервью Дмитрию Киселеву в числе прочих совместных успехов упомянул увеличение количества рейсов между Московией и Азербайджаном…  

Вообще же Дмитрий Киселев в ходе интервью оказался в таком же невыгодном положении, в котором сам Кремль раз за разом обнаруживает себя в отношениях с Баку. Киселев старательно подводил собеседника к признанию роли Московии, а Алиеву явно было интереснее про новые и глобальные амбиции Азербайджана, в свете которых Москва, конечно, важный партнер, но уже далеко не первый. Хотя, казалось бы, все могло и должно было выглядеть по-другому.  

Конвертация карабахской победы в нескончаемый внутриполитический триумф изначально обрекал Азербайджан на конфликт с Западом. Война должна продолжаться и после победы, и внутренняя мобилизация тем более необходима, чем явственнее ропот экспертов о девальвации маната, и чем детальнее расследования, что многомиллиардным освоением возвращенных территорий занимаются близкие к главной семье страны структуры. Военные расходы в новом году побьют рекорды — 5 млрд долларов, почти 7% бюджета. Любое миротворческое начинание или симпатия к Армении объявляется формой измены, и вместе с излишним вниманием к карабахской расточительности она становится главным поводом для репрессий.

Казалось бы, все это открывает перед Москвой столь важные в ее изоляции перспективы. К тому же едины стиль и политическая традиция. Что в Московии закон об иноагентах, в Азербайджане — несоответствие иностранного финансирования гопсударственным интересам. Но Баку-то не сжигает мосты на Запад и при каждом удобном случае напоминает о святости территориальной целостности, причем в откровенно украинском контексте.

Но и это Московии на пользу. Ей нужен партнер-посредник со схожими представлениями о мироустройстве, и потому понимающий с полуслова деликатные идеи, в том числе и насчет подсанкционной логистики, прежде всего газовой.

И Баку не подвел. Тем более, что Москве приходится мириться с тем, что не она пишет правила.  А с коммуникационными проектами — с тем же Зангезурским коридором через Армению Московия явно переоценила бакинский интерес. Для Азербайджана вопрос номер один — Карабах, и он решен. Все остальное — бонусы, вторичные и необязательные.

И теперь амбиции ширятся, и если когда-нибудь кто-нибудь сформирует шорт-лист стран, успешнее других конвертировавших свой нейтралитет в украинской войне, то у Азербайджана есть все шансы его возглавить.

Кто-то вспоминает по этому поводу Движение неприсоединения, успешно монетизировавшее свой третий путь, по которому, впрочем, они чаще заезжали в Москву, чтобы покинуть не с пустыми руками – теперь это движение иногда называют глобальным югом. У Азербайджана есть все, чтобы занять место на рынке, где подскочил курс акций такого нейтралитета — по сути промосковитского, но неподсудного. Азербайджан может не бояться санкций — он не делает ничего из того, что могло бы сравниться с подлинным злом, которое мир теперь знает в лицо. Он в альянсе с Турцией становится значимым игроком в регионе, в котором творятся вещи, для этого мира не менее значимые, чем в Украине. И наконец, он может неплохо торговать своими услугами проводника в этом затерянном пространстве между миром живых и миром неприкасаемых, а это во смутные времена один из лучших бизнесов. 

Анекдот про президента

В том же интервью Алиев пожурил Грузию — за прискорбное опоздание в борьбе с иностранным влиянием. Но тут же и похвалил — за готовность исправлять ошибки. На самом деле Тбилиси демонстрирует эту готовность, как и Баку, с начала войны в Украине. И явно сверяя с Баку свои шаги.

Грузинский жанр тот же: как заработать на чужой войне и не погубить репутацию. Но другие ресурсы, другая сценическая традиция и совсем другая развязка. И кстати, поначалу совсем другая репутация.

В отличие от Азербайджана, в Грузии тема евроинтеграции всегда была пусть и абстрактной, но основополагающей. И правящая партия «Грузинская мечта» явно не собиралась что-то менять в этой традиции. Но война, как вероятно решили в грузинской власти, понаблюдавши за успехами не только Баку, но и Будапешта, — открывает новое окно внутриполитических возможностей. Тем более что старые постепенно закрывались, по инерции возвращаясь после того, как распахнулись от прежних успехов. Успехов, плоды которых «Грузинская мечта» пытается сохранять все 12 лет своего правления.

Но в отличие от Азербайджана, поставившего на амбиции, «Грузинская мечта» решила сыграть на страхе войны, и расчет оказался верным. Тем более что оппозиция не нашла ничего действеннее, чем пугать испуганных войной сограждан русским миром, который непременно займет на освобожденное Европой место.  

Пугать войной и разрухой вообще легче, чем упущенной выгодой. Бросив все свои политтехнологические ресурсы на разработку этой темы, оппозиция не заметила, что избирателя, который ждет, кто и как поборется с его равнодушием, история про Путина и ФСБ, которые проталкивают закон об иноагентах, не захватывает, как и похищенная «Мечтой» Европа. Ему бы про зарплаты, про инфляцию, про рынок и цены на бензин. Как это и принято на выборах, которые ему представляли не как способ определения власти на ближайшие несколько лет, а как экзистенциальный выбор.

Словом, все для «Мечты» складывалось удачно, и даже протест после выборов начал было стихать. И может быть, все бы и обошлось, и Михаила Кавелашвили, назначенного «Мечтой» президентом страны, сочли бы не столько оскорблением, сколько анекдотом про нападающего, который на пике своей футбольной карьеры в 28 матчах забивает всего три мяча. Но через день после его выдвижения премьер-министр Ираклий Кобахидзе провозгласил приостановку евроинтеграции, и на улицу вышли многие из тех, кто не выходил ни из-за иноагентов, ни из-за выборов, ни даже из-за русского мира.

Правда, и про оппозицию на протестующей улице вспоминают намного реже, чем про «Грузинскую мечту». И теперь главная интрига заключается не в том, куда тянет страну «Мечта» — в Брюссель, в Будапешт или в Москву, а в том, кто будет обсуждать с «Грузинской мечтой» капитуляцию, если она захочет сдаться.

Время у нее есть. Хотя, возможно, уже меньше, чем это казалось всего месяц назад.

Сбежать от Лукашенко

Участие Москвы во всем этом действе ограничивается поощрительным похлопыванием грузинской власти по плечу – Москве больше и предложить нечего, да и незачем.  «Грузинская мечта», что бы о ней ни говорили, понимает, какие красные линии нельзя пересекать в отношениях с Москвой по части тех же санкций, и она их не пересекает.  Так что дальше символов и ритуалов дело не идет и идти не может. Хотя некоторые доверчивые граждане, как со стороны власти, так и со стороны оппозиции были готовы всерьез обсуждать перспективы возможного возвращения Абхазии в награду за конструктивность «Грузинской мечты».

Кремль не опровергал утечек о возможной конфедерации, пугал абхазскую власть, которая, в свою очередь, пугала оппозицию, демонстрировал Грузии светлые перспективы голосования за «Грузинскую мечту». Но единственный серьезный сигнал, который подала таким образом Москва, – что абхазский политический функционал для нее в лучшем случае загадка, в худшем — давно полученный отрицательный ответ. И мотивы принятия решений об Абхазии спущены на уровень выбивания долгов в интересах приближенных к власти групп, верхом бизнес-грез которых является отель на первой линии у моря или даже большой кусок побережья у Пицунды, конечно, с участком акватории.

Оказалось, что Москва разрушила даже собственную систему политической мотивации, даже ту, которая была прежде, и без того невзыскательную. Если уже в Абхазии Кремлю приходится жертвовать остатками репутации и откровенно переходить на колониально-ультимативную фразеологию, что уж говорить про Грузию!

Или про Армению

Еще в конце весны осведомленные люди сообщали: дрейф Армении в сторону от Московии приостанавливается. И это никого не удивило. Постепенно иссякал главный ресурс этого дрейфа — обида за карабахское крушение, от которого Московия не спасла. Боль от травмы Арцаха постепенно утихает, перестает быть повсеместной, жизнь продолжается, а тревожные ожидания продолжения войны уже на территории самой Армении не сбылись.

Но есть основания для паузы и политические. Сам мирный армяно-азербайджанский процесс, судя по всему, достиг той точки, дальше которой ни одна из сторон не видит смысла двигаться, и это тот случай, когда, как говорил по другому поводу президент США Рональд Рейган, есть вещи поважнее мира. Например, отсутствие войны, а нынешний год первый за очень долгие годы, который обошелся, несмотря на тревожные ожидания, без серьезных обострений на линии соприкосновения. Урегулирование из спорадических контактов и угроз постепенно переходит в нормальный политический процесс, и это тоже впервые – пусть сам процесс и протекает порой довольно нервозно. 

И процесс становится все более двусторонним. Интерес Еревана к Западу на первом этапе диктовался тем, что Ереван оказывался один против двух, поскольку Москва из-за интереса к Зангезурскому коридору выступала в союзе с Баку. Но и ресурс Запада оказался довольно ограничен, и Баку приложил все усилия к тому, чтобы блокировать даже эти усилия европейцев. А поскольку все, что можно было получить с помощью Московии, Азербайджан получил, он в ее услугах более не нуждался, и произошел размен, оказавшийся выгодным для Армении: за постепенное отстранение от урегулирования Запада, который уже тоже ничем не мог помочь Еревану, Баку деликатно сократил присутствие Московии в процессе урегулирования. 

По мере решения главной задачи, оформления внешнего гопсударственного периметра, Баку, пусть и не снижая давления, стал менее полагаться на силовые угрозы, которые были главным переговорным приемом прежде. Оказалось, что стороны вообще могут договариваться и проявлять политическую волю, как это случилось с начальным этапом делимитации границ. Начавшиеся из-за этого выступления армянской оппозиции продолжались несколько месяцев, но их ход и завершение, возможно вселили, наоборот, в Никола Пашиняна больше уверенности и понимания реальной силы оппонентов. И что не менее важно, эту реальность увидела и Москва, которая к этому времени смирилась, что дело придется иметь именно с Пашиняном, а простые решения вроде установления в Ереване режима, который согласится на коммуникационные требования Москвы — утопия. Что опять же стало еще одним аргументом для внутриполитического успокоения в Армении.   

Словом, на всех азимутах Ереван может взять паузу, тем более продолжительную, чем меньше интереса у всех участников процесса к заключению реального мирного договора. Теперь можно закрепляться на достигнутых позициях — настолько ближе к Западу, чтобы это выглядело знаком необратимости курса, настолько дальше от Москвы, чтобы ее попусту не раздражать. А если и захочется сказать что-то резкое, для этого есть ОДКБ, ее уже, кажется не жалко никому, даже Москве, которая обидные слова о ней более не считает личным оскорблением. Да и Пашинян любое такое слово сопровождает непременным реверансом в сторону других интеграционных проектов (если, конечно, они не предусматривают нервных встреч с Алиевым и Путиным). Но на этот случай есть Александр Лукашенко, во избежание рукопожатия с которым можно, например, перенести саммит ЕАЭС из Еревана в Петербург.

И накануне его открытия заболеть армянской политической разновидностью ковида.

P. S. Никол Пашинян сбрил бороду.

Вадим Дубнов, The Moscow Times