Поток затухающего сознания (Полный текст)

Александр Лукашенко дал интервью главному редактору «Русской службы новостей» Сергею Доренко.

«РСН» приводит полный текст интервью.

- Александр Григорьевич, как происходит смертная казнь в Беларуси? Это что? Это электрический стул? Это укол? Это усыпление? Это расстрел? Это взвод стреляет у стенки? Это выстрел в затылок? Что это?

- Сергей Леонидович, клянусь вам, что я не знаю, как это происходит, но у нас, по-моему, только расстрел. У нас нет электрического стула, химии – только расстрел.

- Несмотря на то, что на людях десятки жизней, покалеченных судеб, страшно отдать под расстрел?

- Самое жуткое. Я уже много раз публично об этом говорил до этого случая, что у президента много функций и полномочий, но, как у вас, мораторий объявили в России, у других президентов, не только новации белорусской конституции, так и у других. Мне кажется, что и у них то же самое: сама страшная функция — это когда ты подписываешь указ, где человека нельзя помиловать, особенно в Беларуси, потому что у нас есть пожизненное заключение и исключительная мера наказания. Если есть малейшее сомнение, ну, хоть чуть-чуть…Я говорю: имеет значение, у нас есть пожизненное заключение, давайте человека там оставим. А вдруг ошиблись? Хотя пожизненное заключение, как многие говорят, страшнее, чем смертная казнь, потому что в клетке сидит человек, грубо говоря. Но, тем не менее, вдруг ты ошибся и взял на себя? И после суда, поскольку ко мне все материалы приходят, обратился он с прошением о помиловании, нет, – я все равно обязан указ подписать.

- Эти двое, кто взорвал минское метро, не будут помилованы?

- Я указ еще не подписывал ни о помиловании, ни об исключительной мере наказания, документы мне еще не поступили. Я думаю об этом каждый день. Вы знаете, я сегодня думаю, откровенно скажу, больше не о том, подписать указ о смертной казни или не подписать, я думаю о том, что изучаю реакцию общественного мнения. И не потому, что я поддаюсь уж слишком общественному мнению, влиянию, – не поэтому. Я переживаю, что есть часть людей, которые даже не то что хотят, не хотят… Наше общественное мнение однозначно, можно сказать, подавляющее большинство определилось, но есть люди, которые начинают разыгрывать это, опять же, в политических целях: это заказ власти, еще чего-то и так далее. Я человек битый уже, я все это понимаю, но с этим никак не могу до сих пор смириться, когда начинают обвинять во всех грехах.

Страшно то, что это аномалия для Беларуси, этого не могло быть и не может быть. Я когда с Путиным в тот день и на следующий день разговаривал по этому поводу, он позвонил, высказал соболезнования. У меня слова из головы не выходят его, он сказал: слушай, но им-то что от вас надо?

- То, что было сделано однажды, может быть сделано дважды. Можно ждать еще такого?

- Так сегодня мир, а не только мы, мир ждет всегда всяких гадостей. А то, что случилось у нас, конечно, не дай бог, не дай бог, конечно, я не хотел бы это еще раз пережить, но это может быть, поэтому мы это не исключаем.

- Простите за занудство, расстреляют?

- Что значит?

- Их расстреляют?

- Если я подпишу указ, расстреляют, конечно.

- А как узнать, вы подпишете или нет?

- Это публично будет все.

- Будет публично?

- Конечно. Если я приму решение… Я никогда этого не прятал.

- То есть вы ждете бумаг и потом?

- Да, мне документы представят. Ведь комиссия есть специальная, комиссия при президенте, комиссия по помилованию, через которую проходят эти документы.

- Беларусь в мире, интересно. Если позволите, я вспомню колкость, которую я допустил в интервью с вами 17 лет назад, когда у власти был Кебич, а вы были борцом с коррупцией, молодым депутатом…

- Я не был, я и есть на самом деле.

- Я помню сам слоган кампании, чем дышала ваша кампания 17 лет назад. И я позволил себе колкость, геополитическое замечание, я сказал: Александр Григорьевич, боремся, конечно, мы за пост руководителя страны, но, по существу, эта страна всегда будет агрегирована, добавлена к чему-то, эта страна никогда не будет иметь самостоятельной политики, и вам достанется белый Mercedes Кебича, а политику вашей страны все равно будут определять в Кремле. Я помню ваш ответ, вы сказали, что относитесь к России, как к братьям, вот так. Но за все эти годы, насколько я видел, наблюдал, были разные попытки. После Олимпиады в Китае вы говорили о сплочении с Китаем, и как будто у вас там были переговоры, с Россией были успехи, не успехи, разное: Ельцин, выступление в Государственной Думе 1996 года, ваше выступление, референдум, то есть огромная история какого-то поискосоюзничества. Беларусь — это всегда должна добавляться, быть добавочной к чему-то или нет? И тогда почему Европа, Россия, Китай? Что лучше?

- До распада Советского Союза свободных мест в мире не было, все было поделено. И даже щелочки не было, чтобы между трениями и взаимодействиями государств в мире кому-то можно было проскользнуть или втиснуться и там остаться не раздавленным. И вдруг произошел распад Советского Союза. И, допустим, из 200 государств – не помню, сколько их тогда было – появилось 210, 215 государств и так далее.

Беларусь, естественно, это была самая социалистическая, самая интернациональная часть Советского Союза, самая, самая, самая. И самая близкая к Российской Федерации, естественно, в силу многих причин, но главная причина, что я, как белорус, и вы, как русский, мы ничем не отличаемся друг от друга.

- Мы отличаемся. Вы принадлежите Европе, это видно. Это видно в бытовой культуре белорусов, это видно в сельскохозяйственной культуре белорусов. Вы принадлежите Европе, мы сильно отличаемся.

- Сергей Леонидович, Россия большая, ее нельзя в целом сравнивать с Беларусью в целом. Давайте сравним Россию: вот, народ, самый идентичный белорусам, это ленинградцы. Мы пережили многое, пострадали в последние века одинаково, в годы войны нас это все сблизило – давили, травили, питерцев, нынешних ленинградцев. Нет, ленинградцев тех, сейчас я знаю, какие там, сейчас они питерцы, и наших белорусов. Чем мы отличаемся от псковских, брянских людей, смоленских людей, даже вплоть до Москвы? Ну, чем мы отличаемся? Они тоже европейцы.

- Я езжу на машине все время, если бы на самолете летал, я, может быть, видел две Европы. Я еду на машине, я вижу такой хаос, какую-то ордынскую жизнь, потом вдруг обкошенные кюветы, чистота, все вылизано, разметочка нанесена. Нет, вы принадлежите другому культурному пространству.

- Сергей Леонидович, все это можно было бы иметь и в России, даже в России.

- Такого никогда не было.

- Может быть, и не было, я не знаю, как было раньше. Наверное, все-таки, ну, может быть, не так, но было. Просто на это те, кто должен на это обращать внимание, не обращают. У нас это культ, если хотите, культ президента. Не дай бог… Вот, я лечу на вертолете – я больше летаю, чтобы видеть все, потому что на автомобиле видишь одно… Но это тоже важно, потому что с вертолета видишь излишние огрехи, которые нельзя мгновенно устранить, и это влияет на сознание мое и так далее. Поэтому едешь на автомобиле, летишь на вертолете – начинаешь сравнивать, делать выводы. И если говорить о дорогах, обкошены, не обкошены кюветы… Я иногда на поезде проезжаю, мне там что-то показывают – я обращаю внимание, а как же по обе стороны от вагона…

- Можно поспорить? До вас и без вас я видел белорусов на юге Африки, на границе с Намибией: ребята были из Новополоцка, из Минска, из Смиловичей были ребята, они посреди Африки, посреди войны красили тополя, потому что надо известкой покрасить тополя. Нет, я имею в виду, что это глубоко тоже – народная культура, не только потому, что вы велите это.

- Нет, это правильно. Но, знаете, я помню времена распада Советского Союза, вот этот период.

- Когда проститутки стояли всюду по дороге?

- Это еще ради бога. Вот Дворец республики вы видите напротив. Его начал строить Машеров. Строили-строили, остов бросили, даже крышу не сделали. Я стал президентом, 1994 год, – я так в узком кругу часто рассказываю, знаете, – я пришел совсем молодой, от земли. Я еще раз говорю, это мое кредо — все должно быть в порядке, в чистоте, лежать на своем месте. У меня в доме так, на усадьбе, в огороде. Вот, я сейчас вас неожиданно завезу в резиденцию, и вы поразитесь — у меня нет клочка свободного. Мне эта картошка сто лет не нужна. Я специально беру картошку новых сортов для того, чтобы самому попробовать, какая она. Мы возрождаем в Беларуси картофельный край. Нас же «бульбашами» называли, а мы уже забыли нормальную картошку.

- До открытия Америки. Картошка же из Америки. Вы меня угощали драниками, кстати. Знаете, я приезжал, когда мы пытались выручить Шеремета. Мы приезжали к вам в резиденцию, драники были какие-то абсолютно роскошные, невероятные.

- Это мой рецепт.

- Да?

- Я своих поваров, кстати, учил готовить драники. Драники готовили, и сейчас кое-кто готовит это, как собачий язык. Знаете, вот, возьмешь за край драника рукой, и он болтается. Так не должно быть, драник должен быть хрустящим, если ты его берешь, как корку хлеба, он должен ровненько быть. Я вас угощал этими драниками.

- А я тогда, чтобы показать компетентность, рассказывал вам, что еще есть дерунцы, что есть еще картопленочки.

- Это нам знакомо. Моя оппозиция, если ее можно так назвать, несколько лет назад нашла мои корни между Киевом и Черниговом, как раз в то время, когда я ехал с официальным визитом в Украину. Я говорю: бестолковая! Уже сказали, что я антиукраинец, они этим самым меня хотели упрекнуть, наверное, для внутреннего потребления.

Мои днепровские предки пришли из Припяти, с Полесья.

- С Полесья?

Пришли на Днепр казаковать с Полесья.

- Мои любимые люди, я там живу часто, у меня там деревянный домик. Когда начинается весна, я с юга страны, с Полесья, начинаю – сказочно красивый край.

- Да, мы говорили о пространстве, что вы все-таки принадлежите Европе.

- Да, чтобы мы не потеряли мысль об этой чистоте, о порядочности. Конец 1994 года или 1995, забор, вот здесь, буквально за сквером, центр Минска обнесен железобетонным забором, и там остов этого Дворца республики. Если вы видели эту площадь, она вся была там, за забором. Я пришел, думаю: ну, я же президент, мне же неудобно за этот забор пойти посмотреть, что я там хожу по туалетам общественным. Но так меня туда тянуло, и я однажды службе безопасности поручил: давайте там выйдем через метро, и сразу вы мне сделаете какую-нибудь дыру в заборе или откроете калитку, я хочу посмотреть. Вы правы, что мы всегда поддерживали порядок, чистоту и прочее. Но когда я прошел за этот забор, я ужаснулся: презервативы, шприцы — все это в кучах, хлам, грязь (по весне было), все это вперемешку. У меня все внутри похолодело. Я пришел сюда, вызываю мэра Минска и премьер-министра, говорю: мы должны достроить этот дворец, сколько для этого надо денег?

Народ, да, и традиции, и прочее, но если нет вот этой политики чистоты, порядочности, еще чего-то, не будет это. Это само собой не бывает. Ведь и Москва, посмотрите даже по кадрам хроники, она тоже была красивой, спокойной, наша, душевная была, вот я смотрю иногда хронику, и Россия. Но у вас иная политика. Мы это сохранили. Вы рванули в рынок, и вы больше смотрели, как в Америке блестит, денег немерено у вас, кто что начал клепать и прочее. Пример я вспоминаю: мы однажды с Владимиром Владимировичем, когда он был президентом уже в своем сроке, летели из Москвы в его резиденцию на вертолете. Уже поднялись, в Завидово. Вы знаете, это для меня был урок. Сто километров мы летели, и сто километров от Москвы (раньше лес был, сельхозпостройки и прочее) – дворцы. Не особняки, не коттеджи, а дворцы. И колокольни эти видны. Смотрю: лес стоит, а в лесу деревьев меньше, чем дворцов. Они, конечно, вмонтировали эти коттеджи, особняки и дворцы в лес, но там деревьев было меньше. И вот такое жуткое впечатление. Я помню Подмосковье советское, оно хлеб давало, капусты очень много возделывалось, картофеля, кормило, практически, Москву. А сейчас у вас там нет ни одного поля.

- Нет.

По поводу все-таки геополитики, я хотел вернуться к тому, что Беларусь принадлежит Европе. Между Беларусью и Литвой, между Беларусью и Латвией, между Беларусью и Польшей визуально отличий нет. Между Беларусью и Россией визуально отличия есть, да, в культуре, в быту, во всем. Я напомню вам, во всяком случае, и, может быть, мы проверим сейчас: широко обсуждался вопрос в конце ельцинского срока, он подходил уже к пониманию, что все, преемничество, и желательное преемничество, при котором президентом новой Конфедерации или даже Федерации становитесь вы, было такое?

- Чтобы мы с Ельциным это обсуждали?

- Да.

- Нет.

- Нет. Но пресса это обсуждала, аналитики это обсуждали. Вариант, при котором создается Союзное государство таким образом, что вы возглавляете Союзное государство?

- Это была провокация против Лукашенко, чтобы настроить даже не элиты, а близких к власти и власть предержащих против меня.

- То есть вы вообще это не рассматривали никогда?

- Никогда с Ельциным мы это не обсуждали. Я прекрасно знал Бориса Николаевича, даже лучше, чем вы, хотя вы его хорошо знали, я знаю. И люди, с которым вы сотрудничали, его очень хорошо знали. Но я его знал изнутри. Единственный человек, который мог его называть на «ты», был я. Это было его требование. Вы знаете, я сижу с ним: «Борис Николаевич, ну, вы». Он сразу меня перебивает: «Ну, я же тебя просил, ты меня на «ты» называй». Хотя он ко мне как к сыну относился, поэтому я его очень хорошо знаю.

- Не рассматривалось вообще?

- Но Ельцин очень любил власть. Потом Ельцина Бориса Николаевича окунули еще в эти разборки финансово, собственность и прочее. Он покатился в этих разборках бизнесменов и так далее, и в это его окунули. И я понимал, что даже если бы я захотел, с ним это нельзя обсуждать. Это уже за гранью понимания, я знал, какая была бы реакция. Почему я никогда и не думал обсуждать эту проблему? Потому что я не гражданин России, и нормативной базы такой не было. И я видел, как осторожно элита России и власть, которую элита тогда создала, вы спорить не будете, к этому относилась. Даже малейшее движение в сторону объединения… Извините, я часто говорил «волков бояться – в лес не ходить», когда меня начали упрекать, что я шапку Мономаха схвачу и унесу ее куда-то, или одену ее в Кремле. Я сказал: ребята, волков бояться, в лес не ходить. Если мы объединяемся, вы что хотите сказать, что ваш президент будет иметь такие права, а белорусский президент будет иметь иные права? Если мы будем граждане одного государства, пространства одного, с одинаковыми правами… Ну, вы готовьтесь, что я имею право баллотироваться в вашу Государственную Думу, вы в наш парламент. Я имею право баллотироваться, если мне захочется, и любой белорус, на должность президента. Вы у нас и так далее, или у нас один будет. Но это логично?

- Логично.

- Я публично об это говорю.

- Если бы вы, а не Путин были президентом России, корректный вопрос: какова была бы Россия сегодня?

- Другая.

- Какая? Обкошенная? Вся вспаханная? Какая?

- Я думаю, у Владимира Владимировича еще будет возможность все лучшее взять у Беларуси, а белорусам лучшее в России, не все плохо в России.

- Я хотел бы дать комментарий, на который хочу получить вашу реакцию. Европа требует от Беларуси абсолютного контроля над вашей политикой и да или нет помощи в экономике, то есть не очевидной помощи в экономике при контроле над политикой? Россия требует абсолютного контроля над вашей экономикой при безразличии полном к вашей политике?

- Неправда.

- И, наконец, Китай, который мог бы войти сюда (10 миллионов человек для них вообще ничего, 10 миллиардов долларов для них вообще ничего), мог бы войти сюда не требуя ничего, просто для того, чтобы ввести здесь юань, создать конфедерацию с вами и просто иметь платформу для подскока в Европу. Таким образом получается, что Китай самый выгодный. Почему не Китай?

- Почему не Китай? Китай.

- Вы же с Россией сейчас?

- Нет, ну, слушайте. Запомните один нюанс: Китай никогда не будет иметь дело ни с прибалтийскими, балтийскими государствами, ни с Украиной, на мой взгляд, ни с Беларусью, к примеру говорю, ни с Польшей. Никогда не будет иметь дело, если у нее, у наших государств, будут конфликты тем более с Россией.

- Вот как?

- Никогда. Ну, как? Они будут развивать отношения, но до какого-то уровня, это мы прекрасно знаем. Китай очень аккуратная, умница, древняя нация, они очень тонко выстраивают свою политику. Они не хотят ссориться даже с Америкой из-за России или еще из-за кого-то. Во-первых, наверное, их время не пришло еще. Они четко понимают, что есть в мире одна империя, одна. Они хотят многополярного мира, но они отдают себе полный отчет, что он сейчас однополярный. И они очень аккуратны и осторожны в этом, и я это знаю. И на улучшение, скажем так, до максимума, как сейчас, наших отношений с Россией, для них благо, чтобы им с нами шире сотрудничать.

Не конфликтно?

- Это аксиома на сегодняшний день.

- Не конфронтационно точно?

- Я подчеркиваю — на сегодняшний день, то, что я сказал — это аксиома. Это вам пригодится, я это знаю. Я не хочу говорить, почему я это знаю, поверьте мне, я это знаю. Поэтому наши добрые отношения с Россией только улучшают наши отношения с Китайской Народной Республикой.

Если бы нас захотели отсечь от Европы, то пришли бы к вам, потому что вот этот коридор, санитарный кордон, который должен был бы изолировать Россию, это, конечно, Украина, Беларусь в первую очередь. И до существования «Северного потока» это, конечно, абсолютно точно вы могли бы просто отсечь и все? Да? Вы могли поступить с Россией вместе с Украиной, как, извините, Россия поступила с Туркменией, просто отсечь и все, да? Были такие предложения?

- Я же для них идеологически чужой человек, для европейцев. Они почему мне не доверяют? И они в этом правы в какой-то степени. Вот Лукашенко, у него идеология такая, у него на кончиках нерва вот это, это, это, они прекрасно знают. Мы могли отсечь Россию от Европы… Вы так выразились?

Да, отсечь, да.

- Мы могли бы только благодаря России. Только благодаря безмозглой позиции России мы действительно стали бы чужими. Но вот здравый смысл, я хотел бы надеяться на это, я не верю, что это предвыборное что-то, что заставило нас сблизиться, хотя всегда так было. Вот в предвыборную борьбу, особенно при Борисе Николаевиче, мы как-то продвигали эти интеграционные процессы, удавалось. Я не хотел бы, чтобы это только предвыборная была причина.

Если вас будут рассматривать просто как коридор, Панамский канал? Если Беларусь для русских, скажем так, ну, властей экономических, не буду сейчас говорить о политических, просто Панамский канал? На политику будет влиять то, что «Газпром» повышает зарплаты? Вот смотрите, всюду, где войдут русские, они сделают зарплаты в 5 раз больше, и мы сможем манипулировать массами таким образом?

- Никогда. Вот это блеф, наверное, это был блеф, я, правда, сам не читал, мне доложили, что где-то Путин сказал Миллеру, что надо «Белтрансгаз» повышать вдвое зарплату и прочее. У нас это смех вызвало. Да зачем у нас? Вы повысили военным накануне выборов зарплату, еще понаобещали, а «Единая Россия» половину не получила, со всеми административными ресурсами. Люди понимают, что это блеф. Вы сначала в России всем категориям поднимите зарплату, и мы тогда сравним нас и вас. А так у вас средняя зарплата выше нашей чуть благодаря тому, что у вас верхотура получает миллиарды или сотни миллионов долларов. И все в среднем хорошо. Но наш народ видит, как живет у вас середина и вниз. Мы же это видим. У нас этого нет. У нас нет этих олигархов. У нас от президента, которого считают главным олигархом страны, до крестьянина — вот она, зарплата, прозрачная, и она делится и выводится средняя заработная плата. Вы это покажите. А это такие штучки пиаровские…

Это путь к манипуляции?

- А мы для чего? А я народу буду объяснять другое. И потом, вы знаете, если вы там поднимете заработную плату, это не значит, что вы так уж слишком сделаете зарплату больше, чем у нас в среднем по стране. Нет, мы сейчас, выходя из этого финансового дисбаланса, это даже не кризис — разбалансировалась финансовая система в связи с этим, и девальвация рубля к этому привела. Мы сейчас подтягиваемся. И я уверен, что в будущем году мы об этом забудем, даже в первом полугодии. И потом, вы сказали: деньги давать. Знаете, к примеру, ВМФ нам выделил кредит, мы с ними всегда в контакте были, миллиарда три под два, по-моему, процента. Бывший Кудрин и Россия, наверное, процентов под 12. Мы сейчас ведем переговоры с одним из банков ваших, и они там такие условия загибают! В том русле, что могут скупить какое-то предприятие. Что я правительство пригласил, премьер-министра, давайте подумаем, брать у них кредит или не брать.

- Тем не менее, если бы я заходил, пытаясь размыть вашу электоральную поддержку, я бы заходил сюда экономически, пытаясь коррумпировать и скупить ваши элиты, сделать себя…

- Так и делается.

- Не только элиты, но и народ. Создать некий второй народ, работающий на русских, который будет гораздо сытнее народа, не работающего на русских. Я бы вытаскивал из-под вас и элиты, и электоральную базу. Вот чем я бы занимался, если бы я занимался какой-то подрывной такой политической деятельностью.

- Давайте попробуем. Это уже было. И не один раз. Как с одной стороны, так и с другой. Обещания и прочее.

- А потом не дают денег?

- Естественно. Поэтому наш народ не глупый, все понимает.

- Люди, которые в Москве вышли на Болотную площадь, — это аналог тех, кто здесь молчит и хлопает или нет? Нельзя сравнивать?

- У нас же хлопают 80 человек, 30, а последнее время 12.

- Нельзя сравнивать? А вот стилистически поколенческий — это одни и те же или нет? Если не количественно? У меня есть точка зрения, что протест не столько политический, сколько стилистически поколенческий.

- Все эти хлопанья у нас… что такое белорусская, ее называют, оппозиция? Я называю пятой колонной. Потому что оппозиция — это что-то серьезное, это солидное. Я сам с оппозицией к власти пришел. Вы помните еще тот период, когда стреляли на границе с Россией, давили-травили?

- Кебич вас гасил.

- Спасибо Кебичу, что не застрелил. Я-то сейчас могу уже на эту тему рассуждать. Когда к нему пришли умные генералы, силовики, которые рядом бегали, а сейчас один из них якобы в ФСБ дверь ногой открывает. Не потому, что его тогда ФСБ поддерживала, нет. Сейчас он там подвизается. Они пришли и говорят: давайте, мы расстреляем ваш кортеж и Лукашенко. Лукашенко нет, а вы останетесь живыми. Но поскольку мы на одном электоральном поле воевали, обвиним Шушкевича и Поздняка, нацменов в этом. Красиво всё ложилось. И когда сидели, выпивали, Кебич сказал «нет, я на это не пойду». И я ему за это очень благодарен. Но такое было. И тогда была действительно страшная борьба и война. Ну, пережили.

- А сегодняшнее?

- Вот эта пятая колонна у нас — это 400, у меня списки их лежат фактически на столе. Наши спецслужбы знают их каждого — 400 человек этой оппозиции так называемой. Максимум, проплачивая деньги и прочее, они могут собрать 800 человек. Все остальное, вот это ядро — я считаю, это тоже приличное количество людей — все остальное — это зеваки. И если, не дай бог, действительно, как это было 19-го, я могу вам рассказать, как это было на самом деле, потому что я все видел на экране. Неправда, что силовики и прочее… я отдавал напрямую команды, как действовать. Это были мои мероприятия. Не россияне тут подставляли кого-то. Может, за кем-то они и стояли, но не россияне и не Запад здесь творили дела. Это определенные деятели создали, которые сейчас двое их и осталось пока в тюрьме. Они хотят героями быть. Ну, и пусть, ничего страшного.

- А зачем они вам в тюрьме?

- Так они мне не нужны в тюрьме. Они по закону в тюрьме сидят.

- Они вам в тюрьме мешают больше, чем если они выйдут.

- Кто вам сказал? Они абсолютно никак — ни в плюс, ни в минус.

- Это героизация, если они в тюрьме?

- Да, так я и говорю: они думают, что они будут таким образом героями. Хорошо, хотите героями быть? Я вам даю такую возможность, будьте. Я не считаю, что они таким образом героями будут, абсолютно. Но вопрос не в этом. Вы говорите об этих людях. Вот наша колонна. Недавно начали хлопать. Через социальные сети, возбудили людей, каникулы у студентов… почему не выйти на площадь, пива выпить, не побузить? А ядро небольшое, так 20-40 человек, они всё заваривают. А дальше все картинка, не мне вам объяснять. Когда мы спохватились… мы не обратили внимания летом на это. Спохватившись, я говорю: слушайте, что это такое за политика? Приглашаю председателя комитета. Он мне докладывает, что так и так. Да, но люди же не воюют против нас? Я думаю, на это надо обратить внимание. Это еще до Египта было, до всего. Надо обратить внимание. У нас достаточно людей, разберитесь и доложите. И они дошли до центра, кто это инициировал. Я на съезде молодежи об этом сказал. Некий Дианов. То ли он в Беларуси, то ли уехал, сидит в Польше, и так далее. Потом опять в среду хлопают… Да, их меньше стало значительно, потому что мы предупредили людей, мы по телевидению начали рассказывать, что это такое. Их стало меньше, и до 40 дошло. Они уже, видя, что на спад пошло, их меньше, они начали себя агрессивно вести, провоцировать. Поэтому где-то там милиция очень жестко с ними обошлась, в машины повыкидывала их. И для установления личности их задержали на три часа. И выпустили.

- В России сейчас модно садиться в автозаки. Люди строятся в колонны, чтобы погрузиться в автозаки. Школьники 10-11 классов, вот в школе моего сына, отправляются на митинг, чтобы подраться с ОМОНом. Это трендово, это драйвово, это модно невероятно. Это очень правильно среди молодежи. И я считаю, что это возрастает.

- Это опасно. Тут надо находить… я не могу давать советы, не находясь в эпицентре, в гуще, но из этого надо находить выход сейчас, потому что это благо для тех, кто это организовывает. Потому что эта трендовая и модная вещь может перерасти во что-то большее. И обязательно перерастет, если не найти возможности на это реагировать. Мы тогда нашли. Мы взяли Интернет, как они, и не закрывая ничего, отреагировали аналогичным образом. Это у нас. Что касается у вас. Вы знаете, главное, есть ли причина, Сергей. Не надо думать, что это модно и поэтому эти ребята…

- Власть создает. Все революции создает власть, все до одной. Ленин и царь — сравните. Какая власть у Ленина? Ноль.

- Правильно. Десять тысяч человек перевернули Россию.

- Это царь сделал революцию.

- Конечно. Поэтому я и хотел сказать, что нельзя создавать причины для того, что это модно… это не только модно. Это же в семье обсуждается, это недовольство, этот парнишка слушает, что-то видит, и у него складывается мнение. Это не только, что он такой крутой или ему только деньги заплатили. Для этого есть малая, большая и еще большая причина. И она, вы правильно сказали, в нас. Мы не должны это создавать. Думаю, что кое-что упущено. Опять же, не могу оценки давать, потому что я не вникал в эту ситуацию, как вы. Я не в ней, не в центре. Для меня не было бы проблем разобраться в ней. Надо просто жить этим. Вы не жили этим, вы ушли от жизни в какой-то степени. Главное был ящик. Показаться на экране, чего-то рассказать.

- Ушли из ящика в Интернет. Ящик вообще никто не смотрит сейчас.

- Да, сейчас еще второй ящик.

- В России при слове «телевизор» люди смеются.

- Я не знал.

- Сейчас молодое поколение в России немножко стесняется, если кто-то смотрит из них телевизор. Это не очень прилично.

- Это важно. Надо и мне подумать над этим. Я этот нюанс не просекал. Вполне возможно. В Беларуси же еще больше Интернет развит. В Беларуси все в Интернете сидят или с плашетниками ходят, Wi-Fi. Я правильно называю? Я не очень в этом… У меня малыш, ему семь лет, а он включает у меня на столе компьютер «а ну-ка, посмотрим, что на твоей страничке написали». И мне читает.

- Для него это органичная среда. Получилось, что контролируют высотку какую-то, держали высотку, как в бою, а это высотку просто все обошли. Держали телевидение…

- Она осталась, как Брестская крепость, там.

- Оно никого не волнует. То есть телевидение все контролируют страшно, а никого это не волнует.

- Знаете, Сергей Леонидович, контролируют. Мы с вами поколение взрослое. Сегодня контролировать не так надо. Сегодня нельзя, контролируя, повернуть в каком-то одном направлении общественное мнение через что-то, невозможно. Мир настолько взаимоувязан стал, особенно с появлением Интернета, и не только Интернета. Мы просто раскрылись. Мы же ничего не контролируем, мы открылись. И к нам потекли от идей до людей, которые проповедуют эти идеи. Как сейчас контролировать? Ты должен не давать причин к таким выступлениям, а если они появляются, ты должен иметь у себя в арсенале такое оружие или орудие: выйдя к народу открыто так, ты мог выстрелить и люди разведут руками. Вот на Болотной у вас собрались. Выйди и скажи…

- А вы бы приехали на Болотную?

- Если это нужно было, конечно.

- А то, что эта сакральная власть русских царей разрушается от общения с народом? Понимаете? В России есть концепция, что говорить с народом, реагировать на такие проявления — это разрушает сакральную власть русских царей, некую харизму трона. Вы не печетесь о харизме трона?

- У меня другая политика. Я окунаюсь в гущу. Я сразу же иду в гущу. Взорвали в метро — через час я был там, в метро. Меня там держали за руки, потому что была вероятность второго взрыва. Я говорю «нет, даже если второй взрыв». Моя судьба в этой ситуации, человека, допустившего это, — моя судьба пойти. И что уже там будет… Но если есть Господь, наверное, только от него зависит. И я пошел. И не один.

- И на Болотную пошли бы.

- Нет, я не говорю, что я бы пошел. Но если бы… правильно вы говорите: царь и власть должна действовать должно и не бегать по всем этим… она должна пойти только туда и тогда, когда это надо. Если на Болотной сложилась ситуация, что там должен быть глава государства, я бы не раздумывая пошел туда. Но я не знаю, я не вовлечен, должен быть там кто-то… Не это главное, Сергей. Или ты прямо придешь и скажешь, или через ящик, Интернет или что — у тебя должно быть право. И у тебя должно быть то, что ты должен положить на стол людям и сказать. И они разведут руками. У вас есть такое право? Вы можете прийти открыто к людям, исходя из их требований?

- Русская власть не придет. Это тоже отличие Беларуси. Поймите, вы европейцы. Вы, например, вождь. Все европейские лидеры — вожди. И когда вы промахнетесь, вам так и скажут «вы промахнулись».

- Все европейские лидеры — это ничто. Они никто, они без яиц, извини, это не мой термин.

- Ну, Саркози-то с яйцами.

- С какими яйцами, кто вам сказал?

- Саркози? За то, что на Карлу Бруни пару слов сказали, взял и отбомбил Ливию. А нами правит царь-жрец. В этом отличие.

- Знаете, отбомбить беззащитного человека, это даже не по-русски, не по-славянски, ничего не представляет. Это же беззащитная страна. Там ПВО никакого не было. И отбомбить, имея аэродром подскока на юге Италии. Через Средиземное море подлетел, с 10 тысяч километров, к GPS привязаны все цели. Танк можно поразить с современного самолета, ракетой. Что и делали. Это ума много не надо. Пусть он в одиночку отбомбил. А когда собралась коалиция, и притом Великобритания рядом, и Германия так-сяк себя вела.

- А вдруг ему выгодно было, что оскорбили его жену? Может, он за нефтью пошел?

- Я вам приведу другой пример. Вы недавно наклонили Таджикистан за двух летчиков. Ну, такая патриотическая волна пошла. Конечно, перед выборами это нужно было и прочее. Но там же и так вопрос решался. Я же был вовлечен в это, был с официальным визитом. Их задержали. Они летали на самолете, на который не было документов фактически, у них лицензии не было. И процесс начали американцы. Они американские грузы перебрасывали, оказывая услуги. А потом американцы раз — а что это за самолет? Дошли до этого, они испугались и посадили его в Таджикистане. Там тоже, может быть, американцы еще подсуетились, тоже заинтересовались: а, ребята, так вы же закон нарушаете. Ладно, закон – не закон, задержали ребят. Но там не сработала ситуация и правоохранительная система как-то оторвалась от президента. И им вклеили восемь лет. Эмомали говорит: мы решили этот вопрос, это неправильно, зачем они вообще мне нужны? Это была его позиция. То есть это вопрос времени. Но надо, в конце концов, ему и лицо сохранить. А вы начали наклонять его.

- Нам нужна внутренняя политика тоже.

- Ах, внутренняя вам нужна. Хорошо. Я тогда сказал: пройдет этот момент, и люди, которые поймут, в чем дело и будут знать, как я вам рассказал, они, что, это нормально оценят? А впереди у вас президентские выборы. Знаете, что сказали другие руководители государств? Ну, если в Москве так действуют, понятно, что будет с нами. Вы по мелочи пыль устроите, а там за этой пылью огромный лес с вековыми деревьями. Там же важнее. Надо же вдлинную играть, а не так.

- Вдлинную надо было либо не трогать, либо придушить Эмомали. Вообще придушить, сместить.

- Правильно. Если уж пошли, так идите.

- Не дергать тигра за усы, а добить.

- Добить — не добьете, сместить не получится, это факт. Они должны знать. Поэтому выход был только один: спокойно, без гвалта, но достойно показать, сказать более мягко. А не то что таджиков собирать «мы сейчас вас выкинем». За что? Не все же они идиоты. Вы были когда в Таджикистане? Терпеливый, трудолюбивый народ, древний народ. Нельзя к людям так относиться. Надо в корень здесь зреть. Вот вам такой пример, это я к Ливии. Ну, разбомбили Ливию. Дальше что?

- Дальше нефть забирают. И дальше контролируемый хаос. Это теория американцев — установить хаос.

- Было 15 или 10 тысяч ПЗРК. Сколько осталось на складах?

- Их растащили все.

- Растащили. А что завтра будет?

- Будет Сомали.

- Хуже. Это же досталось террористам, которые сегодня действуют от России, Кавказа и дальше по всей дуге. А что такое ПЗРК, вы знаете. Я хорошо знаю, что такое ПЗРК. На плечо, при приземлении самолета — три километра, самолета нет. Кому мы отдали оружие?

- Племенам.

- Если бы даже племенам. Ладно, надежда, что они свое будут… это международный картель.

- Вы знаете о концепции контролируемого хаоса. Американцы установили, что часть территорий… и вообще территории они не любят теперь контролировать, чтобы не терпеть потери в личном составе, и они в местах, которые не могут контролировать, устанавливают некий порядок контролируемого хаоса.

- Да, близкого