Задержания за простую геометрию - это маразм, считает художник.
Вчера во время проведения художественной акции на Октябрьской площади Минска Михаила Гулина вместе с помощниками задержал ОМОН. Разговор художника с 34mag.net состоялся сразу после освобождения из-под стражи:
- Я участник проекта Going Public, посвященного проблеме выражения в публичном пространстве. Я реализовывал проекты в трех контекстах, в том числе в Калининграде и Клайпеде. Акция в Клайпеде называлась «Выход к морю», я спускал на воду картонный военный флот. В Калининграде было несколько акций, все они были посвящены местной проблематике: ликвидации трамвайных маршрутов и немецкой мостовой.
Везде со мной присутствовали директора институтов, которые меня приглашали - они стремились минимизировать все потенциальные риски. Но все и так проходило без проблем.
Сейчас к нам с визитом приехали российские и литовские художники, а белорусские участники этого проекта - Антонина Слободчикова, Ольга Cазыкина и я - должны были делать какие-то акции, лучше сказать - произведения искусства, потому что слово «акция» у нас много кого пугает. Мы должны были говорить о проблематике высказываний в публичном пространстве.
Я сделал проект «Частный монумент». Это скульптура-трансформер из геометрических элементов: три розовых куба (40 на 40) и желтый параллелепипед (120 на 40). Я подумал о том, что человек, который идет по городу и несет картину, не вызывает никаких вопросов. Но человек, который хочет поставить скульптуру в публичном месте, вопросы вызывает.
У скульптуры нет никакого политического месседжа - это просто покрашенные кубы, чисто супрематическая композиция. Композиция многомодульная, поэтому со мной было три помощника: волонтеры, которых нашла координатор проекта, я их видел первый раз в жизни.
Монументы устанавливались на площадях. Мы были на четырех площадях: Калинина, Якуба Коласа, Независимости и на Октябрьской площади завершали. Там нас и задержал ОМОН.
Художник рассказал, что в РУВД к задержанным применяли силу и оскорбляли:
- Нас доставили в Октябрьское РУВД. Все мои объяснения у милиционеров вызвали ироническую улыбку: «А чего вы туда поперлись?». Одного моего помощника, темнокожего парня, начали оскорблять, называть «Зимбабве» - потому что у него «черное е*ало», как пояснил милиционер своему коллеге. Я сделал им замечание, на что мне ответили, что сейчас «со мной поработают индивидуально». Слышать такое от 130-килограммового остолопа не очень приятно.
Двух моих помощников избили. Основанием для применения силы послужила просьба парней предоставить информацию о законности задержания. Мы ездили в больницу скорой помощи, у одного из парней - легкое сотрясение мозга. Проблема в том, что невозможно получить направление на судмедэкспертизу, чтобы снять побои - его нужно брать у участкового, а парень из Дзержинска.
Нас продержали семь часов. У парней назначены суды на 22 октября, у меня — на 26-го. Обвиняют в мелком хулиганстве и сопротивлении при задержании.
Институт Гете, главный партнер проекта, нас «слил». Куратор проекта в Беларуси Ирина Герасимович предложила директору Института в Минске приехать в Центральный РУВД и подтвердить мой статус художника. Франк Бауман отказался, он утверждал, что меня не знает и проекта моего не видел.
Бауман с самого начала очень боялся. В проекте с белорусской стороны должен был принимать участие еще Артем Рыбчинский, да и проектов должно было быть гораздо больше, но ввиду этих страхов их свернули. Мой же проект был официально принят и поддержан. К тому же накануне акции я решил ее нигде не афишировать, чтобы вдруг не повредить Институту.
В итоге проект свернули. Институт Гете отказался давать свои помещения под лекции и обсуждения, а на этом этапе найти новые места нереально. Кураторы с белорусской стороны посчитали нужным закрыть программу.
Сейчас моя задача - защитить волонтеров, которые совершенно ни при чем, и кураторов в Минске, Ирину Герасимович и Ольгу Рыбчинскую, так как Институт Гете в Минске пытается сейчас свалить всю ответственность на них. Ирина делала много проектов с Институтом, теперь ей отказывают в дальнейшем сотрудничестве. И последняя задача - вернуть своей акции статус художественного выражения. Элемент провокации в ней, конечно, был, как без этого в современном искусстве? Я думал, будет ли расценена простая геометрия как провокация общественной безопасности? Но надеялся, что до маразма не дойдет.