Лидер «Европейской Беларуси» дал интервью радиостанции Би-Би-Си.
Прошло два года с того момента, как лидер белорусской оппозиции Андрей Санников бросил вызов Александру Лукашенко на президентских выборах, на которых последний диктатор Европы «победил» с большим отрывом. Эти результаты многие ставят под сомнение.
После окончания выборов Андрей Санников принял участие в демонстрации протеста против нечестного подсчета голосов. Он был арестован и брошен за решетку на 16 месяцев. После освобождения в этом году он покинул Беларусь и нашел убежище в Великобритании, где сейчас живет у своей сестры. Его жена — журналист Ирина Халип — осталась вместе с их маленьким сыном под домашним арестом в столице Беларуси Минске. Александр Лукашенко в одном из последних интервью обещал дать приказ об ее освобождении, но с тех пор ничего не изменилось.
Журналисты Би-Би-Си посетили Андрея Санникова в Лондоне, чтобы расспросить о тюремном опыте и о состоянии демократии в Беларуси (перевод - charter97.org).
- Давайте в первую очередь напомним, из-за чего вы покинули Беларусь и приехали в Великобританию.
- Я приехал сюда и был вынужден просить политическое убежище, потому что считаю, что мое возвращение домой угрожает моей безопасности и безопасности моей семьи. Это было сложное решение, но его необходимо было принять.
- Вашей семье по-прежнему угрожает опасность?
Да, конечно. Это самое трудное для меня, потому что моя жена продолжает оставаться фактически под домашним арестом. Я надеюсь, что мой отъезд хоть немного поспособствует ее безопасности.
- Вы находились в заключении на протяжении 16 месяцев после президентских выборов, после того, что произошло в 2010 году. Расскажите нам о своем тюремном опыте.
- Во-первых, я был арестован по политическим причинам. Я, мои друзья и коллеги, другие люди попали в тюрьму за участие в мирной демонстрации протеста против фальсификаций, которые были во время выборов. Неволя была наиболее тяжелым временем в моей жизни.
Были созданы невыносимые условия — мне не давали спать по ночам, я подвергался личному досмотру, во время которого меня заставляли раздеваться догола в очень холодном помещении на протяжении довольно долгого времени. Во время досмотров ставили лицом к стене, колотили дубинками по всему, что было вокруг, трещали электрошокерами. Много было ухищрений. Они достаточно умело делали мое нахождение в тюрьме невыносимым.
Но самым тяжелым для меня было то, что они угрожали моей жене и ребенку. Моя жена находилась в той же самой тюрьме. Вначале нас бросили в центр для задержанных, куда обычно доставляют участников демонстраций. Какое-то время я тоже был там. И, честно говоря, воспрянул духом, когда меня оттуда забрали, а мою жену оставили.
- А почему вы воспрянули духом?
- Потому что, если бы ее оставили там, то через несколько дней должны были выпустить, может быть даже на следующий день, освободить из-за нашего маленького сына — ему тогда было всего три года. Это меня и обрадовало. Но через несколько дней узнал, что она попала в ту же самую тюрьму КГБ, где был я. Уже после своего освобождения я узнал, что она какое-то время находилась в соседней камере.
- В то время вы об этом не знали.
- Я предполагал, потому что несколько раз я слышал ее голос, но только потом убедился, что это действительно была она. Нам запрещали разговаривать, когда нас выводили из камер, но она смогла громко что-то сказать и я узнал ее голос.
- Почему, по-вашему, вас в конце концов решили освободить?
- Формальной причиной стало то, что я написал прошение о помиловании. Это было сделано в критический момент, когда под угрозой была моя жизнь. Но фактически это было сделано под давлением международного сообщества, из-за тех мер, которые были приняты Европейским Союзом, в том числе правительством Великобритании. Они смогли достаточно жестко потребовать освобождения политических заключенных.
- Ваша жена по-прежнему остается под домашним арестом?
Да.
- Какого рода давление необходимо для ее освобождения? И поможет ли давление ее выходу на свободу?
- Я думаю, что сегодня не оказывается достаточного давления для освобождения политзаключенных. Возможно, общественность и политические лидеры не представляют, в каких тяжелых условия они сейчас находятся, в какой ситуации находится Ирина. Только вчера я разговаривал с ней по скайпу, и в это время раздался звонок в дверь — пришли сотрудники милиции проверить ее. Это напоминание - не в первый раз.
- Не приходилось ли вам сожалеть о том, что вы оставили ее?
- Постоянно. Но мы обсуждали это. И это было нашим общим решением - так будет безопаснее для них.
- Лукашенко достаточно смело в интервью заявляет, что гордится тем, что его называют диктатором. Может ли кто-нибудь эффективно противостоять ему в таких обстоятельствах?
- Конечно, может. Я принял участие в президентской кампании не столько из-за каких-то президентских амбиций, сколько потому, что хотел изменить ситуацию в стране. Пока Лукашенко у власти, в стране — диктатура, в такой ситуации не побеждают путем выборов, поскольку их просто нет. 19 декабря 2010 года произошло не только то, что правительственные силы жестоко подавили демонстрацию, с избиением и кровью. Был огромный эмоциональный подъем у людей... Они увидели надежду, они увидели шанс на перемены, они почувствовали себя свободными и были едины в своем ощущении этой свободы. Это был прекрасный момент нашей истории.
- Нет признаков белорусской весны, зимы, осени, лета... Одинаковые чувства людей, которые вышли... Но закончилось это тем, что случилось, тем, что случилось с вами.
- Но режим перепугался. Да, сегодня нет каких-то видимых признаков, но я бы сказал, что абсурдность нынешней ситуации и есть признак того, что долго она не продлится.
- Что должно произойти для того, чтобы наступили перемены?
- Я могу сказать одно: в условиях диктатуры без помощи международного сообщества невозможно добиться каких-либо перемен в Беларуси.
- Но, к сожалению, оно делает недостаточно для оказания давления на власти Беларуси?
- Ситуация меняется. Белорусский бизнес, экономика связаны с Западом сильнее, чем с Россией и эти связи расширяются. Торговый оборот с Европейским Союзом больше, чем с Россией или Украиной. Я считаю, что не может быть совместного бизнеса с Беларусью, пока Лукашенко у власти. В первую очередь Европейский Союз имеет все рычаги для того, чтобы в конце концов добиться освобождения всех политических заключенных.
Лоббисты диктаторов в Европейском Союзе сильны. Лоббисты режимов есть в бизнес-кругах, потому что это прибыльно, как вы понимаете. Сделки с такими режимами приносят прибыль. Я убежден, большая часть деятельности, которая проходит в нарушение международного права — такая, как торговля людьми, организованная преступность, нелегальная продажа оружия — поощряется подобными режимами и создает лазейки в международной системе борьбы с этими явлениями.
- Как вы объяснили то, что произошло, вашему сыну? Ему сейчас пять лет. Как вы ему объяснили, где был его отец?
- Я никогда не говорил ему о том, что был в тюрьме, так же, как моя жена и наши родители. Я думаю, что он догадывается. После тюрьмы, он меня, конечно, не узнал, потому что я был без бороды. Потом он стал трогать мое лицо, увидел, что растет щетина и успокоился. Сейчас он принял ситуацию и не задает вопросов. Мы разговариваем с ним по скайпу, по телефону. По крайней мере, он знает, что я в пределах досягаемости.