Белорусская идеологическая шарманка продолжает крутиться по инерции. В ходу — исторические мифы сталинских времен.
Экзотичное слово «Вестерплатте» автор этих строк услышал мальчишкой, в конце 60-х, когда по советскому телевидению крутили польский сериал «Четыре танкиста и собака». Цензоры явно прохлопали. Ведь нас учили в школе, что «та» война началась 22 июня 1941 года. А тут оказалось, что «какие-то» поляки дрались против гитлеровцев двумя годами ранее!
Мы, советские пионеры, конечно же, не знали и малой толики правды о Второй мировой. Только много лет спустя я увидел, например, фотографии красноармейско-нацистского парада в Бресте осенью 39-го. И лишь в годы перестройки после бурных дебатов — они примагничивали тогда похлеще сериалов — Съезд народных депутатов СССР осудил секретный протокол к акту Молотова — Риббентропа.
1 сентября 2009 года на Вестерплатте начались мероприятия по случаю 70-летия начала Второй мировой войны. Польский президент Лех Качиньский был нелицеприятен. Он припомнил Москве «удар в спину», когда Красная Армия, исполняя пакт Молотова — Риббентропа, атаковала Польшу с востока вслед за Гитлером, напавшим с запада. Расстрел же польских офицеров энкавэдистами в Катыни оратор сравнил с Холокостом.
На мероприятия в Польшу слетелись делегации трех десятков стран. Беларусь отрядила премьера Сергея Сидорского, человека с репутацией «крепкого хозяйственника». Вряд ли его миссией является дискуссия о Второй мировой. Белорусские госсСМИ пиарят экономические переговоры премьера. Тут нужно учитывать, что минские начальники высокого ранга вообще только недавно стали разъезжать по Евросоюзу, лишь год назад снявшему изоляцию с «последней диктатуры Европы». Каждый выезд используется прежде всего для «прагматического диалога».
А вот Владимиру Путину пришлось лезть в историю и идеологию. Впрочем, хотя некоторое время назад Александр Лукашенко упрекнул в сердцах российского премьера, что тот «в обнимку с Германией ходит», на самом деле тональность Москвы и Берлина в оценке событий 70-летней давности весьма различается. Немцы прокляли нацизм и покаялись за преступления Гитлера. В Гданьске Ангела Меркель сказала: «Мы признаем, что Германия напала на Польшу, развязала Вторую мировую войну и причинила неимоверные страдания».
Москва же, по стойкому убеждению Европы, «пытается реабилитировать пакт Риббентропа — Молотова» (так гласит заголовок парижской «Монд»). Во всяком случае, к его оправданию подключили даже Службу внешней разведки. Чуть раньше при президенте Медведеве создали комиссию по борьбе с попытками фальсификации истории в ущерб интересам России. В Москве с негодованием встретили решение ПА ОБСЕ об учреждении 23 августа (когда Молотов и Риббентроп скрепили подписями тот самый акт) Дня памяти жертв нацизма и сталинизма. Как, мол, можно, на одну доску!.. Хотя заметьте: речь тут даже не об идеологиях, а о жертвах.
Путин же в Польше неожиданно стал ньюсмейкером для белорусских СМИ, вступившись за… Лукашенко. Вопрос, почему Москва поддерживает человека с репутацией диктатора, российский премьер парировал так: «Мы всегда работаем с действующей властью и не поддерживаем неконституционные процессы, тем более на пространстве бывшего СССР». И подчеркнул: «Лукашенко избран прямым тайным голосованием белорусского народа».
Между тем Александр Лукашенко недавно поведал об особенностях «прямого тайного голосования белорусского народа». В интервью российским СМИ он бравировал тем, что дал команду переиначить итоги президентских выборов 2006 года.
Да и Европа даже при нынешнем потеплении отношений с Минском продолжает твердить, что выборы в Беларуси не соответствуют демократическим стандартам.
Но у Москвы и Минска, как видим, свои стандарты. Из сказанного Путиным можно сделать вывод, что политическое оппонирование властям является неконституционной деятельностью. Что ж, при всех ссорах последнего времени российские верхи трогательно единодушны с белорусскими в понимании «суверенной демократии». Весьма близки они и в оценках истории. Лукашенко также не единожды публично вступался за Сталина.
Более того, под Минском создана целая «Линия Сталина», куда возят школьников и зарубежных гостей. Уго Чавес, вероятно, так и уехал оттуда в святой уверенности, что именно на этом рубеже переломили хребет фашизму. Хотя на самом деле боев там практически не было. Немцы прошли через пустую, разоруженную линию дотов как нож сквозь масло — и уже на шестой день войны заняли белорусскую столицу. В отличие от Вестерплатте, где горстка поляков геройски держалась неделю, «Линия Сталина» — миф.
Причем под Минском есть другие места, где в июне 41-го действительно стояли насмерть (например, дивизия генерала Руссиянова). Но тут историческая достоверность явно приносится в жертву звучному названию в честь генералиссимуса.
Белорусская идеологическая шарманка продолжает крутиться по инерции. В ходу — исторические мифы сталинских времен. Правду о Второй мировой власти по-прежнему жестко процеживают. А в рамках кондовой школьной «реформы» новому юному поколению предлагаются еще более замшелые учебники истории с имперским душком. Как отмечает политолог Валерий Карбалевич, «эта попытка гальванизировать концептуальный труп очевидно противоречит новой внешнеполитической линии белорусского руководства, фактически этот курс подрывает».
Действительно, по иронии судьбы, в последнее время не кто иной, как вчерашний славянский интегратор Лукашенко обличает «тяжеловесную державность» Кремля и напоминает Западу, что Европа без Беларуси — никуда, что мы — самое сердце Старого Света.
Но пока в этом сердце занозой сидит «Линия Сталина», на взаимопонимание с Европой надеяться трудно.
Вторая мировая война — сложная, чувствительная тема для многих народов. Тут не у одних немцев повод для покаяния. Тот же Лех Качиньский, выступая в Гданьске, признал ответственность Варшавы за соучастие в Мюнхенском соглашении: «Конечно, участие в том, что задумал Гитлер, в частности в разделе Чехословакии, — это наш грех. Мы с трудом можем рассчитывать на прощение, но тем не менее это факт». Со своей стороны, Путин, при всех оговорках, декларировал осуждение пакта Молотова — Риббентропа.
1 сентября в Гданьске прозвучали жесткие речи. Однако без них немыслим катарсис, немыслимо примирение. И если Беларусь намерена находить общий язык с Европой, так или иначе, рано или поздно придется не только делать рыночные реформы, но и пересматривать живущую в самых разных формах апологетику сталинизма.