Андрей Пионтковский: Задача путинского «Ледокола» - контроль над постсоветским пространством

Как учил еще в VI веке до нашей эры Сунь Цзы, вещам надо давать правильные имена. Особенно на войне.

"Война с терроризмом", о которой с таким пафосом говорят в эти дни Олланд, Путин, Обама, – это неправильное, нелепое, ложно политкорректное имя. Об этом пишет российский политический эксперт Андрей Пионтковский в своем блоге на сайте "Радио Свобода".

"Нарастающие атаки исламистов были направлены в основном против Запада, - пишет он, рассказывая о последних десятилетиях прошлого века. - Ничего не изменила в этом раскладе и первая чеченская война. Это был классический конфликт центра с сепаратистами, не нагруженный религиозно-идеологическим содержанием. Его официальное пиар-сопровождение шло под рубрикой "восстановление конституционного порядка". Вторая война начиналась как важнейший инструмент избирательной кампании в России, как стержень задуманной ельцинским окружением операции "Наследник". Духоподъемное "мочить в сортире" сплотило "встающую с колен" нацию и превратило малоизвестного чиновника не только в президента страны, но и в национального героя. В качестве пиар-сопровождения на этот раз была выбрана борьба с терроризмом, и не с каким-то терроризмом вообще, а именно с исламским экстремизмом.

Пропагандистский ледокол, приведший Путина на пост президента, стал основным инструментом, следующие пятнадцать лет прорубавшим ему и его клану дорогу к абсолютной экономической и политической власти в стране. Власть так часто повторяла, что она борется на Кавказе с исламским экстремизмом, что это стало самосбывающимся прогнозом. Исламский экстремизм заказывали – вот он и пришел. Характер поведения боевиков и сочувствующей им части населения, особенно молодежи, изменился. На смену полевым командирам, преследовавшим сепаратистские цели, пришли люди, идеологически воспринимающие себя частью мирового джихада".

После каждого громкого теракта доморощенных исламских экстремистов чрезвычайные полномочия президента России и силовых структур возрастали, отмечает Андрей Пионтковский. По его словам, режим "набухал властью в стране, как клоп кровью жертв. И в каждой из этих трагедий явно торчали уши тех же силовых структур как соучастников преступлений – и во взрывах домов, и в "Норд-Осте", и в Беслане, и в волгоградском автобусе".

"Сталинский ледокол "Адольф Гитлер" использовался исключительно для внешнеполитических целей, - пишет он. - Все свои внутриполитические задачи к началу Большой геополитической игры кремлевский горец уже решил, став абсолютным диктатором. "Путинский ледокол "Радикальный Ислам" изначально был задуман в основном на внутреннюю повестку дня. Но Путин понимал, что его режим – совсем иной, нежели сталинский, тем не менее не может быть долговечным без переформатирования окружающего пространства.

Во-первых, постсоветское пространство должно оставаться под жестким контролем Кремля, чтобы ни одна из его стран не смогла вырваться из цепи посткоммунистических воровских паханатов и стать тем самым нежелательным примером для граждан России.

Во-вторых, Запад должен быть до такой степени запуган, соблазнен, развращен, чтобы не только не поддерживал беглянок, но под конвоем возвращал их обратно в зону доминирования российской клептократии".

Андрей Пионтковский отмечает, что кремлевская мафия почти открытым текстом предлагает Западу крышу от дальнейших терактов, но, разумеется, на своих жестких условиях.

"Пятнадцать лет упорных пропагандистских усилий не прошли даром, и вот, наконец, после очередного теракта в Париже президент Франции Олланд летит в Москву поклониться в ноги тому, кто в дни тяжелых испытаний обо всех о них так думает в Кремле, - пишет он. - С первых же часов трагедии в Париже, которая состоялась аккурат за день до саммита "Большой двадцатки" в Турции вся кремлевская пропаганда с нескрываемым торжеством повторяла один и тот же нехитрый тезис: вот видите, у нас с Западом общий враг, нам всем угрожают ужасные террористы. Для убедительности была вынута из рукава отложенная скорбь по погибшим в авиакатастрофе над Синаем и официально признанный, наконец, теракт был подверстан к парижскому для создания образа общей судьбы: "Мы должны объединиться в единой "антигитлеровской коалиции" и забыть о таких мелочах, как Украина, которая нас разделяет и препятствует нашему военно-политическому союзу".