Неизвестное интервью Василя Быкова про Владимира Короткевича

Белорусский писатель Владимир Короткевич всю жизнь очень много работал.

«Мова Нанова» опубликовала беседу Сергея Шапранa с известным белорусским писателем Василем Быковым, которое прошло 13 лет назад.

Шел 2003 год. Василь Быков жил тогда в Праге. Вместе с Народным поэтом Беларуси Рыгором Бородулиным, когда он заходил в редакцию «Белорусской деловой газеты», мы время от времени звонили Василию Владимировичу по какому-то поводу, и просто так ... Позвонили и 20 февраля, чтобы расспросить о Владимире Короткевиче: я готовил для приложения к «БДГ» «БГД. Для служебного пользования» большую статью о Владимире Семеновиче, но только небольшая часть той беседы попала тогда на газетные полосы, сама же наш разговор так и осталась на аудиокассете. Впрочем, его нельзя назвать интервью в обычном смысле, так как разговор с самого начала не строился по канонам интервью, - меня прежде всего интересовало мнение Василия Быкова относительно определенных моментов биографии Владимира Короткевича.

- Василий Владимирович, когда-то в одном из выступлений вы сказали, что Короткевичу при жизни было недодано внимания. По мнению Адама Мальдиса, эти слова требуют конкретизации: когда именно было недодано внимания, по чьей вине? Как бы вы ответили на этот вопрос?

- По вине прежде всего белорусской литературы. Не могу же я обвинять в недостатке внимания к Короткевича КГБ - с этой стороны внимания к нему было как раз достаточно. И со стороны руководства Союза писателей внимания также было достаточно - его, слава Богу, разрабатывали и, так сказать, «сидели» на нем. А вот что касается друзей и литературы вообще - то есть, в расширенном смысле, - то здесь внимания было отдано мало и ему самому, и его произведениям, ведь известно же, куда в то время былo направленo внимание литературы - на тех литераторов и на те произведения, которые премировались, которым присуждались государственные премии. И это - в ущерб премиям Владимиру Короткевичу. Вот что я имел в виду.

- Как вы считаете, если бы еще при жизни Короткевич был по-настоящему оценен, смог бы он написать больше, чем написал?

- Ну, об этом всегда трудно говорить. Я думаю, что каждый пишет ровно столько, сколько может и сколько сам имеет в том нужды. И поэтому требовать от Короткевича, чтобы он написал то, что он не написал, невозможно. Полагаю, он написал достаточно: кажется, из 7 или 8 томов состоит его Собрание сочинений. Ну, это немало, немало ... Тем более литература такого качества - поэзия, проза, эссеистика. И еще переписка, причем очень хорошая переписка, которую некогда напечатал Янка Брыль.

- Это в книге «Шляхам гадоў»?

- Да, очень хорошо. Я думаю, что и другие тоже могли бы что-то напечатать - те, с кем он был в активной переписке.

- Адам Мальдис вспоминал: во времена, когда после разносной критики у Короткевича опускались руки, Брыль настойчиво уговаривал его не поддаваться черному настроению и - писать, писать, писать! [Здесь Бородулин, который слышал нашу с Быковым разговор, сказал: «Глупости это!»] На это Володя огрызался: «По вашей бы шкуре писать! Кто же печатать будет ?!» В ответ Брыль привел слова Хемингуэя: «Пиши честно, а когда-нибудь тебя признают, пусть даже после смерти, что более печально». Василий Владимирович, вопрос в этой связи: могла ли влиять на Короткевича вот эта ситуация, когда он иногда вынужден был писать, как говорят, в стол?

- Наверное, повлияла ... Полагаю, Мальдис был ближе к нему в то время - они дружили. Я все-таки жил в эти годы в Гродно, а с ним встречался редко ... Конечно, влияет, Боже мой! Ведь автор всегда освобождается от произведения, над которым работает годами, уже после того, как он выходит в печать. Тогда только он может абстрагироваться от него и приступить (хотя бы мысленно) к чему-то новому. А если произведение остается нереализованным - то есть, написанным, но не напечатано, - тогда он моральным грузом давит на душу. Это же понятно.

- Короткевич писал в одном из писем: возможно, это судьба возложилa на плечи каких-то тридцати человек тяжесть целого народа, чтобы узнать, есть ли предел силам человеческим, и тот, кто убежит, - тот хуже дезертира. В связи с этим вопрос отчасти риторический: думаю, в этом смысле Короткевич дезертиром никогда не был?

- Конечно, не был. Он работал как вол. Он много работал. И в Минске, и в Москве, когда там учился, и в Орше, и во время своих путешествий его душа всегда работала ...