«Приехал врач Максим Очеретний, он творит чудеса»
Истории мам, чьим детям помог знаменитый минский реаниматолог.
Стало известно о том, что уволен известный анестезиолог-реаниматолог,
главный врач 3-й городской детской клинической больницы Минска Максим Очеретний. Мамы маленьких пациентов называют Очеретнего волшебником, благодаря которому удалось сохранить не одну детскую жизнь и здоровье.
Портал tut.by поговорил с теми, кому он помог. Это лишь несколько историй — среди очень и очень многих.
«Нашла телефон Максима Дмитриевича в интернете — и просто ему позвонила»
У Маруси, старшей дочери Ольги Тумар, очень редкий и до конца не изученный диагноз — синдром Кагами-Огата (или Темпл), который совсем недавно описали в зарубежной литературе. В Беларуси таких детей нет, в мире — единицы.
— Первые несколько месяцев, когда Маруся лежала в разных больницах, мы сталкивались как с прекрасными, человечными врачами, так и с теми, кто сразу предлагал отказаться от ребенка. Нам осторожно пытались объяснить, что не нужно бороться за ее жизнь. А мы как родители поняли одно: сделаем все возможное, потому что это наш ребенок, а на остальное воля божья.
Но когда врач советует ничего не делать в такой ситуации, он и сам, в общем-то, занимаясь лечением твоего ребенка в реанимации, может поступить непредсказуемо. Так с нами случилось в одной из детских больниц. Мы с мужем засомневались и обратились в Комитет по здравоохранению — нам ответили: не сомневайтесь, отправим на контроль главного детского реаниматолога Минска. Это был Максим Дмитриевич.
Как сейчас помню, он приехал на следующий день, посмотрел на Марусю, которая тогда была на ИВЛ, и сказал: «У нее есть потенциал дышать самостоятельно, без аппарата. Я написал инструкцию врачам», — и уехал. И у меня осталось впечатление от него такое… невероятно теплое. Он не пытался сказать нам, что все будет прекрасно, но был очень спокойным и человечным.
Несмотря на инструкцию, у врачей ничего не получилось. На самом деле их тоже можно понять: на их ответственности находилось большое количество детей — не менее сложных, чем наша Маруся. В нашей ситуации, чтобы ребенок задышал самостоятельно, требовалась действительно ювелирная работа. Но тогда я нашла телефон Максима Дмитриевича в интернете и просто ему позвонила.
Сначала он не поднял трубку. А потом перезвонил: «Здравствуйте, у меня от вас пропущенный…» Я растерялась. Главный детский реаниматолог Минска! Перезвонил! Тогда же он был еще и заведующим реанимацией детской инфекционной больницы. Я говорю: «Помните, вы смотрели Марию…» — «Да, конечно, помню…» История закончилась тем, что я пошла к главврачу «инфекционки»: «Пожалуйста, переведите нас в реанимацию к Максиму Дмитриевичу! Это наш единственный шанс». Главврачи договорились между собой — и нас перевели через пару дней.
Самым прекрасным в инфекционной больнице было то, что я могла быть в боксе вместе с Марусей. Максим Дмитриевич оказался тем человеком, который предложил родителям оставаться вместе с детьми в реанимации. Это был новый подход, но он увидел в этом смысл: вместо того чтобы дергать медперсонал и волноваться, родители помогают обслуживать ребенка — и всем легче.
В отделении вся команда была — замечательные люди! Это заслуга Максима Дмитриевича: то, каких врачей он объединяет.
Максим Дмитриевич предупредил, что ситуация сложная, но предложил попробовать. Четыре месяца мы с Марусей жили в реанимации — она то дышит, то нет. Так хотелось домой, что муж решился купить аппарат ИВЛ. К тому времени я уже освоила уход за дочкой, все эти трубки… Максим Дмитриевич согласился: «Хорошо». Сопровождал нас, приезжал, помогал с настройками аппарата. Прошло несколько месяцев. Каким-то чудом все получилось. Сначала осталась кислородная маска, потом трахеостома, и в течение года Маруся смогла дышать самостоятельно.
Максиму Дмитриевичу я бесконечно благодарна, всегда тепло его вспоминаю. Каждый год поздравляю с днем рождения, но за его карьерой не успевала следить. Когда родила вторую девочку — это уже было обычное материнство, — мы с ней попали в 3-ю детскую больницу с пневмонией. Я перепугалась до смерти, а потом узнала, что главный врач там — Максим Дмитриевич, и с облегчением выдохнула. Я знала, что мы в надежных руках.
Очеретний — человек с огромным сердцем, очень простой, добрый, отзывчивый и при этом настоящий профессионал своего дела и новатор. В данной ситуации я не переживаю за него и уверена, что Максима Дмитриевича ждет очень светлое профессиональное будущее. Жаль, что наша медицинская система, и 3-я детская больница в частности, теряют таких уникальных специалистов и руководителей.
«Приехал Максим Очеретний, сейчас найдет вену»
— Нашей дочери скоро исполняется 12 лет. Но врачи говорили, что до двух она не дотянет… — вспоминает минчанка Вероника. — Ева родилась с генетическим заболеванием, но об этом мы узнали, только когда ей было полтора года.
С рождения мы «путешествовали» по больницам Минска: «тройка», РНПЦ хирургии, кардиологии, РНПЦ ДОГ. Диагноза не было. Ребенок желтый, уровень билирубина доходил до трехзначных цифр. Дочке несколько месяцев — а вены исколоты, найти их невозможно, лапаротомия ответов не дала. В реанимацию не пускают.
Однажды, когда Еве в очередной раз искали вены, а я просто стояла в коридоре и слушала, как мой ребенок уже не плачет, а хрипит от всех манипуляций, ко мне подошел хирург со словами о том, что «приехал из „инфекционки“ Максим Очеретний, сейчас он найдет вену». Максим Дмитриевич зашел в кабинет, через несколько минут вышел и сказал мне: катетер поставил. Это было наше знакомство.
Спустя пару месяцев, когда врачи, не найдя диагноза, развели руками, мы оказались у Максима Дмитриевича в инфекционной больнице.
Как мама больного ребенка я безумно благодарна ему уже за то, что в реанимации дети лежали с мамами. Мама рядом — вот что нужно больному ребенку. Вот что дает ему стимул бороться за свою жизнь. Максим Дмитриевич собрал в своем отделении высококлассных специалистов, людей, которые боролись за жизни детей, не отмахивались от родителей, говорили, объясняли, аргументировали.
Мы провели в реанимации почти пять месяцев. Это было одновременно тяжелое время, но вместе с тем и период внутреннего спокойствия: мы находились в надежных руках. К сожалению, белорусские трансплантологи отказались проводить Еве трансплантацию, а именно ее мы ждали «под крылом» Максима Дмитриевича. Еве был год, нас выписали в хоспис… Мы уехали домой. Время, проведенное в отделении Максима Дмитриевича, я, конечно, вспоминаю не с радостью, но с глубокой благодарностью.
Вероника добавляет: с мужем не сдались и дальше боролись за жизнь дочери.
— Еве провели пересадку печени в Бельгии: ей было полтора года, я стала донором.
Вы бы видели, как радовались сотрудники детского хосписа, когда мы перестали быть их подопечными! И я уверена, что именно слаженная работа команды Максима Дмитриевича позволила Еве «дотянуть» до спасительной операции.
Как сейчас у девочки дела? В порядке.
— Отличается от обычных деток тем, что два раза в день принимает иммуносупрессивное лекарство. А так — учится в гимназии. Обычный здоровый ребенок, — улыбается мама.
«Говорят, что он творит чудеса»
— Эта история произошла лет 6 назад, мы в то время жили в маленьком провинциальном городке, — вспоминает Светлана.
— Лизе было 9 лет. Заболела, попали в больницу в инфекционное отделение, провели там неделю: анализы ужасные, ребенку с каждым днем все хуже. К концу недели не могла сама дойти до туалета, вставала с кровати и падала — я носила ее на руках. Пять врачей — пять разных вариантов по диагнозу, как и от чего лечат — не понятно. В пятницу вечером звучит предположение: возможно, это лейкоз. У меня шок! Понимаю, что нужно что-то делать. В панике поднимаю всех, мне рекомендуют Максима Очеретнего, говорят, что он творит чудеса. Через знакомых знакомых нахожу его мобильный телефон.
«Здравствуйте, вы меня не знаете, мне дали ваш телефон, нужна помощь».
Это была пятница, восемь вечера. Низкий поклон, что не отказал, выслушал, успокоил. Я была в жуткой истерике, готова была на все что угодно, лишь бы Лиза поправилась. Отправила ему на почту результаты обследований. Сказал не паниковать и приезжать в понедельник на Якубовского. У нас не было ни направления, ничего — он просто помог.
Там взяли анализы, осмотрели. Диагноз — мононуклеоз (атипичная форма). Проходило заболевание тяжело: месяц в больнице, еще два месяца реабилитация дома.
Но! Самое главное: если бы диагноз не поставили вовремя, то все, тьфу-тьфу, могло бы закончиться летальным исходом. Понимаете, это была провинциальная больница, и там с такими случаями, как Лизин, не сталкивались. Местная лаборатория не позволяла взять анализы на мононуклеоз, но о нем там никто и не подумал. Только когда из Минска я привезла результаты и схему лечения от Максима Дмитриевича, дочка пошла на поправку.
Мононуклеоз — не очень хорошее заболевание, Лиза и сейчас часто болеет. Но 9-й класс она заканчивает с баллом 9,8: активная, творческая, собирается поступать. Так что все хорошо!
Прошло много лет, а вся наша семья тепло вспоминает человечность Максима Дмитриевича и его профессионализм. С тех пор мы с ним ни разу не сталкивались, но, когда увидела его фото в новости об увольнении, флешбэками всплыли воспоминания тех дней. Этот человек спас моего ребенка. И не я одна такая.
«Дочка 7 дней была на ИВЛ»
— Нашего ребенка спасли реаниматологи городской детской инфекционной клинической больницы, и именно Очеретний был тогда заведующим. Спасибо ему и его коллективу! — передает Инна.
По профессии она тоже врач — фтизиатр. 10 лет назад, именно в День медработника, стало плохо ее шестимесячной дочери: начались судороги.
— Нас отвезли в инфекционную больницу, положили сначала в обычное отделение. Но судороги не купировались, и перевели в реанимацию.
Что случилось, до сих пор непонятно. После многих консультаций диагноз так и остался — энтеровирусная инфекция под вопросом. Дочь вроде бы была здорова: ни температуры, ничего — но закатывала глаза и падала в судорогах.
Реаниматологи решили, что нужно подключить ее к ИВЛ, чтобы выжила… На аппарате дочка провела семь дней.
Максим Дмитриевич — очень классный специалист, доктор с большой буквы. Благодаря его знаниям, консультациям, которые проходили в реанимации, мой ребенок остался жить.
После того случая дочку пришлось заново учить садиться — была как растение, будто заново родилась. Мы много занимались реабилитацией. Но сейчас, спустя десять лет, она ходит в школу — в обычный класс.
Почему уволили врача
В комментарии «Еврорадио» доктор пояснил, что инициатива не продлевать с ним трудовые отношения исходила от администрации.
— Основная причина — это то, что я подписался за Бабарико, — они проследили по номеру паспорта, — рассказал Очеретний. Еще одна претензия, по его словам, касалась того, что он взял на работу уволенных ранее врачей: Рустама Айзатулина и Андрея Витушко.
Напомним, это уже не первая громкая отставка в медицинской среде. Так, в августе прошлого года Минздрав уволил директора РНПЦ «Кардиология» Александра Мрочека. На решение чиновников из министерства не повлияли обращения коллектива РНПЦ в Администрацию президента, Совет министров, Министерство здравоохранения и Республиканский комитет Белорусского профсоюза работников здравоохранения с просьбой оставить Мрочека на должности.
