Кому нужны тюрьмы с евроремонтом

Дураку понятно, что никакая золотая клетка не заменит человеку свободу и не перевесит унизительного отношения к себе

Эта статья — мой отклик на недавнее интервью с Аленой Красовской-Касперович, которая сейчас руководит «Платформ инновейшен».

Алену Красовску-Касперович я знаю с 2010 года, когда мой муж попал за решетку. Тогда она еще не была директором правозащитной организации, но очень помогала мне лично и другим женщинам — своими советами и неисправимым оптимизмом. Алена всегда выступала за то, что нужно отстаивать права своих родственников, находящихся в заключении, не бояться идти с боем на администрацию, в Департамент исполнения наказаний и прокуратуру. Личным примером она тогда вдохновила многих на борьбу с беспределом и оказала неоценимое влияние на меня лично.

Алена действительно никогда не считала, что бывают лучшие или худшие заключенные — там все равны, говорила она. Прошло пять лет, и я с удивлением читаю ее впечатления о поездках по колониям. Я не буду размышлять о теории заговора и о том, почему сидят бывшие лидеры «Платформы» и почему именно эта организация получила возможность посещать колонии. Я не буду защищать своего мужа и утверждать, что ему там хуже, чем остальным. Я просто прокомментирую некоторые моменты последнего интервью Алены.

Самым ярким моментом для многих читателей явилась позиция Алены по политзаключенным. Я соглашусь с ней в одном: в какой-то мере политзаключенные действительно находятся в более привилегированном положении по сравнению с другими заключенными — у них есть доступ к мощным информационным и дипломатическим ресурсам, но именно это положение помогает жителям Беларуси и всего мира узнать о том, что творится в тюрьмах.

Да, действительно, методы, применяемые к политзаключенным, — не что-то исключительное, они применяются ко всем неугодным заключенным. И именно об этом нужно говорить. У обычных заключенных нет голоса, нет возможности передавать информацию, встречаться с адвокатами, писать книги и получать за них награды. Поэтому важно за голосом политзаключенных разглядеть не их личную проблему, а коллективный крик о помощи.

И всякий раз, когда я узнаю о том, что моего мужа помещают в нечеловеческие условия, я понимаю, что в эту самую минуту по всей стране сидят такие же люди, только к ним не приезжает адвокат, а их родственникам не звонят журналисты. Потому что эти люди никому не интересны.

Да, не нужно все внимание сосредотачивать на политзаключенных, делать из них мучеников (при том, что сами они хотят этого клейма меньше всего), но мы обязаны использовать их как канал информации. И если этот канал не интересует правозащитную организацию, тогда я не знаю, что им вообще интересно.

Алена не говорит о правах заключенных. Она говорит о евроремонтах, складах с продуктами, внешнем виде комнат свиданий. Да дураку понятно, что никакая золотая клетка не заменит человеку свободу и не перевесит унизительного отношения к себе.

Я не представляю себе заключенного, который бы жаловался на то, что у него старая тумбочка или недостаточно новая роба. Заключенные жалуются на температуру в камерах, на то, что им на голову капает вода, на то, что врачи не оказывают надлежащей медицинской помощи, на отношение к себе как к скоту. В отчетах же «Платформы» речь идет только о физических условиях содержания.

Кстати, интересно сравнить эволюцию организационной политики «Платформы». Ровно 3 года назад на сайте учреждения появилась критика отчета о посещении колонии Республиканской наблюдательной комиссией, который состоит из перечисления «благ цивилизации», которые комиссия увидела при посещении. Потребовалось всего лишь три года, чтобы сами платформовцы начали кормить нас такими же текстами.

Особого внимания заслуживает высказывание, что некоторые тюрьмы нужно снести и... «на их месте построить новые»! Вот чего нам не хватает — больше тюрем с евроремонтом!

Они не хотят понять, куда попали, это не санаторий. Примерно такими же словами выражалась прокурор на последнем процессе моего мужа. А Алене не приходило в голову, что могут быть люди, которые не считают, что сидеть в робе в 30-градусную жару в камере — нормально, что работать сверхурочно за копейки — нормально? Что годами болеть хроническими болезнями без обследования — нормально? Кому, как не правозащитнику не знать, что к человеку и в тюрьме должны относиться как к человеку?

Заявление о том, что они общались с заключенными и все как один отказались жаловаться, вообще вызывает искреннее недоумение. Кому как не Алене знать, что за любое слово после отъезда комиссии с заключенными расправляется администрация? Да, их больше не бьют (а я склонна верить, что эти случаи просто неизвестны), но лишить УДО, свидания, передачи — запросто!

Неужели вы верите, что заключенные будут жертвовать своим и без того зыбким положением, чтобы «Платформа» написала о них на своем сайте? На это идут люди, которым уже нечего терять или у которых есть ресурсы — например, политзаключенные.

Никита Лиховид, говорит Алена, возмущался пять лет назад, а политзэки ноют до сих пор. Может, потому что они до сих пор сидят?

Возможно, кого-то удивило высказывание Алены о политзаключенных, но не меня. Она всегда имела такую точку зрения о политзаключенных и обычных заключенных, просто журналисты стали спрашивать об этом только сейчас. Я не думаю, что она транслирует навязанное мнение — уверена, это ее личное убеждение.

Что следует из этого вынести, так это то, что Алена выражает мнение абсолютного большинства белорусов: что существование тюрем необходимо и полезно; что увеличением сроков можно решить проблему преступности; что преступников нужно сажать и все они там не просто так, что раз попались — пусть терпят любые издевательства, это ведь не санаторий!

Опасность Алены состоит не в том, что она поддерживает это мнение, но используя свои медийные и административные ресурсы, она еще и укрепляет данные предрассудки.

Всем, кто хоть каким-то боком сталкивался с пенитенциарной системой или знаком со статистикой, известно, что тюрьмы не выполняют воспитательной и предупреждающей функции. Они попросту не могут этого сделать, потому что корень проблемы кроется не в конкретных личностях, попавших за решетку, а в самом обществе и властных отношениях.

Начнем с того, что абсолютно все законы инициируются не народом, а навязываются властью. Сделать преступником можно кого угодно хоть завтра одним росчерком пера. Так, знаменитый закон о тунеядстве в один день превратил в нарушителей полмиллиона людей. Большинство законов об экономических преступлениях представляет собой современный аналог рэкета: не захотел делиться — сидеть!

Во-вторых, любое преступление имеет глубинные причины, не разобравшись с которыми ничего не изменишь.

За каждым уклонистом от уплаты алиментов стоит отсутствие культуры осознанного родительства и ответственности, культуры семейных отношений, культуры необходимости планирования семьи и контрацепции. Все это подгоняется призывом рожать по трое детей за деньги со стороны государства и общественным мнением, которое считает калекой каждого, кто не родил ребенка и не завел семью до 25 лет. Неважно как — роди и заведи!

За каждым участником массовых беспорядков стоит внутреннее восстание против многочисленных структур угнетения, которые преследуют нас повсюду, против подавления воли и инициативы, желание изменить свою жизнь и нежелание больше следовать навязанным сверху правилам. И пока это останется так, беспорядки будут происходить, сколько людей за них ни посади.

За каждым мелким наркоторговцем стоит культивируемая в обществе жажда легкой наживы, потребительское отношение к другим людям, желание убежать от проблем в мир, где тебя ничего не трогает. Добавим сюда слаженную работу правоохранительных органов, отправляющих в тюрьмы мелких сошек и никогда не трогающих крупных наркодилеров.

Нет смысла описывать каждое преступление. Можно со мной не соглашаться, но статистика рецидивов и неуменьшающаяся армия новоиспеченных осужденных еще раз доказывает мои слова. Более полно мои тезисы раскрыты в статье «Преступление и наказание или Размышления о пенитенциарной системе».

Существование организаций, занимающихся правами заключенных — это просто бесценно и необходимо. Однако нам, видимо, еще предстоит дожить до организации, которая будет на самом деле заниматься и продвигать эти права. А пока борьба против беспредела будет продолжаться одиночками, имена которых мы, возможно, никогда не узнаем.

Валерия Хотина, «Белорусские новости»